Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

Чтобы окончательно удостовериться в этом, я прождал три четверти часа и, в свою очередь, нажал на пружину. Стена повернулась точно так же, как у Эрика. Но я поостерегся лезть внутрь, зная, что он у себя. С другой стороны, опасение наткнуться на него напомнило мне о смерти Жозефа Бюкэ, и, решив, что мое открытие может пригодиться „представителям рода человеческого“, я покинул подземелье, аккуратно установив камень на место.

Разумеется, вы понимаете, что отношения Эрика и Кристины Даэ интересовали меня по-прежнему, однако не в силу болезненного любопытства, а потому, что, как я уже говорил, меня не покидала мысль о том, что произойдет, когда Эрик поймет, что Кристина вовсе не любит его. Тогда можно ждать чего угодно. Я продолжал, принимая меры предосторожности, скитаться по зданию Оперы и вскоре узнал правду о печальной любви этого монстра: он вторгся в мысли Кристины силой, а сердце этого нежного создания принадлежало виконту Раулю де Шаньи. Пока эти двое предавались невинной игре в жениха и невесту в верхней части здания Оперы, избегая Эрика, они и не подозревали, что за ними могут следить другие. Я же был готов ко всему: даже убить злодея, если это потребуется, а потом давать объяснения правосудию. Однако Эрик пока не показывался, хотя это ничуть меня не успокаивало.

Необходимо изложить мои расчеты. Я надеялся, что этот монстр, одержимый ревностью, рано или поздно покинет свое убежище и даст мне возможность без помех проникнуть туда через проход на третьем подвальном этаже. Необходимо было во что бы то ни стало узнать, что представляет собой его жилище.

Однажды, когда мне надоело выжидать удобного момента, я сдвинул секретный камень и тотчас услышал потрясающую музыку: Эрик работал, сквозь распахнутые двери дома доносились звуки „Торжествующего Дон Жуана“. Я знал, что это произведение было делом всей его жизни. Не смея шевельнуться, я благоразумно не покидал узкого темного прохода. Через некоторое время он перестал играть и принялся как безумный сновать взад и вперед по дому. Потом произнес очень громко, раскатистым голосом: „Необходимо завершить это раньше, чем…“ Эта фраза меня не слишком успокоила. Снова послышалась музыка, и я тихонько поставил камень на место, однако долго еще слышал далекое, неясное, будто доносившееся из недр земли пение, напоминавшее мне чарующий голос Сирены, поднимающийся из глубины озера. Потом я вспомнил слова рабочих сцены, сказанные после смерти Жозефа Бюкэ и воспринятые с насмешкой: „Возле тела повешенного слышался какой-то шум, похожий на заупокойное пение“.

В тот день, когда была похищена Кристина Даэ, я пришел в театр лишь поздно вечером, с замиранием сердца ожидая услышать плохие новости. У меня выдался скверный день, с утра я забеспокоился, прочитав в газете заметку о предстоящей свадьбе Кристины и виконта де Шаньи, и спрашивал себя, не лучше ли выдать этого монстра властям. Но меня остановило соображение, что это лишь усилит вероятность катастрофы.

Когда мой экипаж остановился перед Оперой, я посмотрел на громадное величественное здание и в душе удивился, что оно еще цело.

Правда, я, как и все восточные люди, немного фаталист, поэтому, входя в театр, я был заранее готов ко всему.

Похищение Кристины Даэ во время сцены в тюрьме, которое, разумеется, поразило всех присутствующих, для меня, пожалуй, не было неожиданностью. Я был убежден, что его подстроил Эрик, который недаром издавна слыл, да, собственно, и был королем иллюзионистов. И я сразу понял, что события приняли необратимый характер для Кристины и, возможно, для многих других.

В какой-то момент я спросил себя, не стоит ли посоветовать всем находившимся в театре людям, чтобы они немедленно спасались. Но от этого шага меня удержала уверенность в том, что меня примут за сумасшедшего; наконец я сознавал, что если бы я, скажем, крикнул: „Пожар!“, то началась бы паника, давка, неизбежные столкновения во время бегства – все это стало бы неменьшей катастрофой.

В любом случае я решился действовать, не медля более. Впрочем, и момент показался мне благоприятным, так как Эрик в это время наверняка думал только о своей пленнице. Этим следовало воспользоваться, чтобы проникнуть в его убежище через ход в стене, и я решил взять с собой несчастного отчаявшегося виконта; тот с первых слов согласился и доверился мне, что глубоко меня тронуло. Я велел своему лакею Дариусу отыскать мои пистолеты, и он принес их в гримерную Кристины. Один пистолет я дал виконту, объяснив ему, как нужно держать руку, потому что Эрик мог напасть на нас сзади. Нам предстоял долгий и трудный путь через проход коммунаров и через потайное отверстие.

Увидев пистолеты, юный виконт спросил, уж не предстоит ли нам поединок. „Разумеется, – сказал я, – и еще какой поединок!“ Но времени на объяснения не было. Виконт отличался храбростью, но он совсем не знал своего соперника! Впрочем, это было к лучшему.