Призрак счастья

То на смятие, то на разрыв,

Жизнь в испытательный стенд превратив,

Нас пытает судьба,

А судьбою играет злой рок…

О страданьях пишу,

Но любовь,

как всегда, между строк.

* * *

Лишь семь ступеней до успеха,

Да только времени – в обрез.

И надо мной смеется эхо.

А, может быть, не эхо – бес.

Но я ползу сквозь разговоры

И сквозь вчерашние дела.

Ползу упрямо – в гору, в гору.

А надо мной – сплошная мгла.

Текут, текут мои мгновенья,

Все дальше, дальше мой успех.

А до него – лишь семь ступеней.

Все меньше сил. Все громче смех.

* * *

У зависти и корень, и язык

Длинней,

чем у степного сорняка.

Привык к успеху ты,

иль не привык –

Но с завистью знаком наверняка.

Она тебя уколет побольней

Ведь ей известно все, всегда,

про всех…

И, все же,

если нравишься ты ей,

То это значит, ты обрел успех!

* * *

Нужны ли сегодня стихи

и эта печаль между строчек,

Когда от лесковской блохи остался лишь

лапки кусочек,

Когда между мной и тобой

Из всех интересов – бубновый,

А лозунг за нашей спиной –

Он позавчерашний, не новый,

Когда городские черты стираются,

словно подошвы.

Со временем, вроде, на “ты”,

Но только не с будущим,

с прошлым!

* * *

Саше

Не хочется спешить,

куда-то торопиться.

А просто жить и жить,

И чтоб родные лица

не ведали тоски,

завистливой печали.

Чтоб не в конце строки

Рука была –

В начале…

* * *

В. Музыке

Понять друг друга и простить –

вот в чем надежда.

Поскольку “быть или не быть”

страшит, как прежде.

Они живут не так, как мы –

они другие.

Из ночи в ночь, во тьму из тьмы,

благие

Деянья неизвестны им, и, все же,

Терпеньем, мужеством своим

Спаси их, Боже.

* * *

Я чувствую – придется полететь.

Я ощущаю крылья за спиною.

И мой аэродром уже на треть

Готов к полетам,

как журавль зимою.

А надо мной – открытый небосвод,

Разрешены полеты

и посадки…

Когда-то было все наоборот,

И, кажется, запреты были сладки…

* * *

Откуда-то издалека

Доносятся странные звуки…

Привет!..

До свиданья…

Пока!..

Ты слышишь? – Наука разлуки

Спрягает звенящую даль:

Я еду,

ты едешь,

мы едем…

Но в голосе плавится сталь,

И капают слезы из меди.

* * *

Давление падает. Осень…

И бесится ветер в саду,

Гудит,

как король мотокросса,

Влюбленный в лихую езду.

И, все-таки, белый халат

Земле одевать рановато.

И астры прощально горят

В просторах вишневого сада.

* * *

Увидь меня летящим,

но только не в аду.

Увидь меня летящим

в том городском саду,

Где нету карусели, где только тьма и свет…

Увидь меня летящим

Там, где полетов нет.

* * *

Вечер похож на цветное кино.

Ах, эти лица,

улыбки,

наряды…

Осень неслышно идет за спиной

Как режиссер-постановщик парада.

Улица, праздник, осенний салют…

Лист тополиный, летящий, шуршащий.

Воздух,

который без устали пьют,

Он с каждой осенью слаще и слаще.

Из книги

“История любви забытой”

Ночной ветер

И лист, дрожащий в темноте,

Ночного ветра отраженье,

И я, в трамвайной тесноте,

Влекомый жизнью на сраженье,

Неведомо за что, куда,

Едины в том, что есть беда,

И есть вина, и есть волненье,

Но все исчезнет без следа,

А ветер гонит прочь сомненья

И кружит листья в вышине…

И мне тревожно, друг, и мне.

* * *

Мои друзья меня не понимают.

Мы говорим на разных языках.

И между нами бывшая прямая

Вдруг превращается в зигзаг.

А раньше был язык мой

всем понятен,

Как дровосек из сказок

братьев Гримм.

Зато теперь как много белых пятен,

Когда мы слушаем и говорим.

Мы говорим: “Куда же нам

деваться?”

А слышим канонады дальний гул.

И, заменив “Товарищи”

на “Братцы”,

Пугает нас все тот же караул.

* * *

Не подсказываю никому,

Потому что и сам не знаю…

Не пойму ничего. Не пойму.

Начинается жизнь другая.

Может время стихов ушло,

Время прозы суровой настало?

Жизнь, как птица с одним крылом,

Бьется в каменной клетке квартала…

* * *

Я не хочу быть чемпионом,

И не хочу – самоубийцей.

Но все ж знаком я с марафоном.

Мы все – немного олимпийцы,

Вот только лишнего – не надо.

Мне быть, как все, – и то утеха.

Писал ведь “Жизнь – уже награда!”

Не кто-нибудь –

Великий Чехов.

* * *

А в море под названием “война”

Есть остров под названием “любовь”.

Там ночью канонада не слышна

И там под крик “Ура!”

не льется кровь.

Там смерть невероятна, как вчера.

Там жизнь любви равна лишь

и верна.

И, если слышится там изредка

“Ура!”

То лишь от поцелуев и вина.

Но волны все опасней и страшней.

И тает остров в утреннем дыму.

Я знаю – “на войне, как на войне…”

Но сердцем эту мудрость не пойму.

* * *

Вновь жизнь пульсирует, как рана.

И, дернув за рычаг стоп-крана,

Не знаешь – что там впереди.

Какие брезжут перспективы –

Убьют нас или будем живы

И веселы, как Саади.

Глаза пугают, как двустволка,

Язык – колючий, как иголка, –

И это наш с тобой портрет.

А мы себя и не узнали,

Мы просто жали на педали,

Но скорости все нет и нет.

Зато бывают перестрелки,

И это, право, не безделки –

Поникнуть со свинцом в груди,

Где жизнь пульсирует, как рана…

О, боже, помирать нам рано,

Когда еще – все впереди.

* * *

Ружье висит и не стреляет,

Хоть пьеса близится к концу.

По площади сквозняк гуляет,

Как будто тени по лицу,

Вопросы, слышатся, советы –

Куда, зачем, откуда, как…

Как тополиный пух, билеты

По площади несет сквозняк.

Ружье молчит. Молчит зловеще.

Лишь гром грохочет, как в аду.

И как носильщик тащит вещи,