Принадлежавшее Огастесу Мансайплу издание Гомера в красивых кожаных переплетах состояло из шести томов. На каждом был герб Мансайплов, изображенный тонким тиснением на корешках, все переплетены в бежевую телячью кожу и обильно украшены золотыми завитками. Оставшиеся четыре тома содержали «Илиаду» на греческом и на английском. Но из этих шести томов найти удалось, при всех стараниях Генри, только пять. Недостающая книга была первым томом «Илиады» на греческом (том третий из собрания), где содержались, очевидно, книги с первой по двенадцатую, поскольку том четвертый начинался с книги тринадцатой.
— И вы понятия не имеете, где она? — спросил наконец инспектор.
Фрэнк Мейсон запустил пальцы в рыжие волосы, растрепав их еще больше обычного.
— Я же вам говорю, что вообще не понимаю, что тут к чему. По-гречески я не читаю. И даже не знал, что у моего отца были все эти книги — думал, он их скупал оптом, чтобы произвести впечатление. Если вы мне хотите сказать, что среди них была очень ценная, ради которой его и убили…
— Я бы так не выразился, — возразил Генри, — но одна из них имеет очень большую ценность. Та, что пропала.
— Откуда вы знаете, что книга пропала? Была ли она у него вообще? Да он мог и не заметить, если ему вручили собрание без одного тома. Ради всего святого, отчего бы вам не пойти в Грейндж и не проверить, не там ли книга?
После небольшой паузы Мейсон добавил:
— Полагаю, вы знаете, что Мэннинг-Ричардс — специалист по античным языкам?
— Правда? Нет, я не знал.
Фрэнк засмеялся недобрым смехом:
— Я сказал — «специалист»? Он баловался греческим и латынью, как баловался вообще всем на свете… — Мейсон поискал наиболее обидное выражение: — Он думает, что образование — это развлечение.
Генри не смог подавить улыбку:
— Бедняга, наверное, один из последних живущих на земле, кто так думает.
— Я рад отметить, — сказал молодой человек агрессивно, — что мы практически искоренили привилегированный класс, который мог себе позволить учиться для забавы.
— Именно это я и хотел сказать, — согласился Тиббет.
— Да я же вижу, что вы сидите в кармане у Мансайплов и Мэннинг-Ричардсов, — сказал Мейсон. — Вы — печальный мелкий буржуа, и оба глаза отдали за то, чтобы быть «настоящим джентльменом», как у вас это называется.
Генри на миг посмотрел на него серьезно, потом сказал:
— Если вы собираетесь навестить Мод Мансайпл, то я, наверное, должен вам сообщить, что вчера вечером умерла ее двоюродная бабушка.
— Вот эта, девяностолетняя? Ну, что тут скажешь. Вышло ее время, наверное.
— Мне было сказано, — продолжал инспектор, — что траура не будет, потому что у Мансайплов он не принят. Тем не менее, я бы на вашем месте попытался быть несколько тактичнее. И осторожнее.
— Осторожнее?
— Этот пистолет, — сказал Генри, — сейчас в чьих-то руках. Если он не у вас… — Инспектор не стал договаривать, а спросил: — У вас тут много посетителей бывает?
— Посетителей? А, понимаю, к чему вы. Человек, который… — Фрэнк залился смехом, совершенно лишенным веселья, используемым как оружие против истеблишмента. Так смеется мальчик, показывающий старшим язык. — Вы же не думаете, что Крегуэлл проторил тропу к моей двери? Вряд ли у меня тут вообще могут быть посетители.
— Даже почтальон или молочник?
— Ну… эти — да, вчера оба здесь были. Но я их не считаю.
— Вот и я к тому же, — сказал Генри. — Есть еще кто-нибудь, кого вы не считаете?
— В воскресенье заезжал достославный сержант Даккетт, мудрец Фенширской полиции, — сообщил Фрэнк с тяжеловесным сарказмом. — Что-то насчет сверки показаний. Да, и еще могу сообщить: в воскресенье вечером изволил явиться великий сэр Джон Адамсон.
— Вот как? — Тиббет очень постарался, чтобы его голос не выдал интереса. — Полагаю, в связи с этим делом?
— Сообщить мне, что дознание назначено на следующую пятницу, — ответил Мейсон. — Очень предупредительно с его стороны. Вполне мог предоставить события обычному ходу. Я вчера официально получил извещение из офиса коронера — с чем было связано посещение почтальона.
— Я так понимаю, что сэр Джон думал, что вы предпочтете…
— Он хотел на меня посмотреть, — ответил Фрэнк. — Вполне понятно. Но, конечно, невозможно подумать, что аристократ может быть подвержен вульгарному любопытству.
— Если вы хотите трактовать это таким образом… — Генри пожал плечами. — Кажется, у вас сильная простуда, — добавил он.
— Как была бы у всякого, застрявшего в этой дыре. Какое это имеет отношение…
— Я просто подумал, не заезжал ли к вам доктор?
Мейсон посмотрел с неприязнью.
— Заезжал вчера, — ответил он. — Я позвонил спросить, когда у него приемные часы, и доктор ответил, что он будет по вызову рядом со мной, и тогда заедет. Выдал мне рецепт на какую-то микстуру от кашля и аспирин. В этом есть что-то зловещее?
— Не знаю, — сказал инспектор. — Когда это было?
— Вчера утром, около одиннадцати, кажется.
— Кто-нибудь из этих людей оставался в этой комнате хоть на какое-то время?
Молодой человек задумчиво сдвинул брови и снова закашлялся.
— Да, — сказал он, когда прошел приступ. — Все они.
— Вот как?