Призрак в храме

Судья Ди достал из кучи бумаг на столе официальный бланк и заполнил его красной тушью. Приложив к нему большую печать судебной управы, он сказал, покачивая головой:

— Попытаться арестовать ее я, разумеется, должен, но у меня нет и малейшей надежды, что мы преуспеем в этом деле. Она, конечно, прекрасно понимает, что будет выдан ордер на ее арест. Возможно, в этот самый момент она пересекает границу с татарской территорией. Тем более что и ее сородичи в северовосточном квартале настроены против нее. Как бы то ни было, Ма Жун, передай эту бумагу начальнику стражи и объясни ему, где живет Тала.

После ухода Ма Жуна старшина спросил:

— Ас какой стати она дала Ма Жуну эти сведения?

— Не имею ни малейшего понятия, Хун! В любом случае теперь мы знаем, что записка в шкатулке — это не просто шутка. А относительно того, что она значит...

Он не договорил, хмуро глядя на коробочку из черного дерева, которую использовал как пресс-папье. Отполированный диск из нефрита в свете свечи сиял зловещим блеском. Подергивая себя за усы, судья перевел взгляд на стопку бумаг на столе, но то и дело глаза его вновь обращались к шкатулке.

Когда вернулся Ма Жун, судья выпрямился в кресле.

— Возьми кисть и лист бумаги, Ма Жун, — отрывисто приказал он. — Записывай то, что я буду диктовать. — После того как помощник обмакнул в тушь кисть, судья продолжил: — «Всякого, кто может сообщить о полном имени и местонахождении женщины по имени Нефрит, исчезнувшей в девятом месяце года Змеи, настоятельно просят явиться в судебную управу при первой же возможности. Судья Ди». Это все, Ма Жун. Отнеси это в управу и прикажи писцам сделать несколько десятков копий, чтобы сегодня же вечером развесить их по всему городу. Объявление — все, что я могу сделать в связи с этой мучительной загадкой записки в шкатулке.

Он опять откинулся на спинку кресла и сказал старшине:

— Расскажи Ма Жуну, что ты узнал о заброшенном храме.

Хун подвинул стул поближе к свече и заглянул в свои бумаги.

— Храм Пурпурных облаков был построен двести восемьдесят лет назад индийскими монахами, а средства на это предоставила местная община чужеземцев, процветавшая в то время. Обитатели храма пережили множество несчастий во время пограничных войн, но службы в нем никогда надолго не прекращались. Однако тридцать лет назад из-за границы прибыли три священника новой секты в сопровождении трех монахинь. Обосновавшись в храме, они обратили в свою веру часть его обитателей; другие с отвращением ушли оттуда, и их место заняли новообращенные, татары и китайцы. Новое учение распространялось среди варваров, как лесной пожар, и чужеземное население округа толпами стекалось в храм. Затем, лет пятнадцать назад некоторые почтенные граждане подали жалобу в судебную управу, осуждая непристойные ритуалы, отправлявшиеся в храме. Судья провел тщательное расследование. В результате настоятель был в цепях отослан в сто-

лицу, все картины, статуи и прочие принадлежности мерзкого культа были публично сожжены на рынке, а обитатели храма изгнаны оттуда.

— Достойный человек! — с одобрением сказал судья Ди. — Только так и можно пресекать подобные крайности.

Старшина опять посмотрел в записи и продолжил:

— Эти суровые меры вызвали волнения среди татарского населения; была даже попытка вооруженного восстания. Для того чтобы успокоить возбужденных людей, судья позволил китайскому священнику и одной раскаявшейся татарке, бывшей жрице храма, построить Приют отшельника и отправлять там старый буддийский ритуал, одобренный властями. Однако число прихожан резко снизилось. Спустя несколько лет татарка ушла, а через какое-то время Приют оставил и священник. Власти опечатали Приют. Два года назад дорога, ведущая к западным вассальным государствам, переместилась от Ланьфана на север, и чужеземное население Ланьфана сократилось. В прошлом году судья собирался совсем закрыть Приют. Но потом внезапно умер известный ювелир Чжан, не оставив потомства. Его вдова, которая всегда была ревностной буддисткой, постриглась в монахини и попросила, чтобы Приют доверили ей. Он был освящен осенью в год Змеи, в двадцатый день девятого месяца. Это все.

— Весьма интересная история, Ма Жун, — заметил судья. — Но она не проливает свет на нашу проблему. А я-то надеялся, что обнаружатся какие-то сведения о старинном сокровище, спрятанном там.

Он вздохнул. Некоторое время в маленьком кабинете царило молчание. Затем Ма Жун сдвинул шапку на затылок.

— Поскольку мой поход в северо-западный квартал не дал никаких результатов, может быть, мне попробовать этим вечером посетить окрестности восточных ворот? Там множество мелких кабачков и харчевен. Сэн Сань был хорошо известен в преступном мире, и, я думаю, нетрудно будет найти знавших его людей и разговорить их.

— Так и сделай, — сказал судья. — Заодно разыщи главу нищих, а он многое знает о том, что творится в преступном мире. Поговори и с ним, Ма Жун.