Йошка стоял как вкопанный. Ему стало вдруг мучительно стыдно. О, какое же он ничтожество, жалкий и несчастный человек по сравнению с этой девушкой! Позор, позор! Лучше провалиться сквозь землю.
Все поплыло у него перед глазами, и он повалился на стол. Ему хотелось броситься на землю и ползти за девушкой, ползти, ползти следом, как собака.
Но раз уж этого нельзя сделать, то он хоть слезами зальет свое горе.
20
На другой день рано утром к ней пришла Эржи Эрдеи с весточкой от Йошки. Он просил передать, чтобы Жужика к четырехчасовому сеансу была возле кино.
Жужика оторопела.
— Скажи ему, что ты меня не нашла, не застала дома… скажи ему, что я умерла, слышишь!
Не сказав больше ни слова, она оставила Эржи во дворе и ушла в дом. Она дрожала всем телом. Что это значит? Как он смеет присылать к ней подружек с такими вестями!
— Ладно тебе, Жужи! — вошла за ней следом Эржи. — Не горячись, послушай меня.
— Я ничего не хочу слушать, меня нет дома, я умерла!
Эржи круто повернулась и ушла.
— Что случилось, доченька? — просила у Жужики мать.
— Ничего, шутят надо мной девушки.
— За что это они шутят над тобой?
— А за то, что я им вчера на картах гадала.
Мать успокоилась, но через час снова пришла Эржи Эрдеи.
— Подружка, — позвала она, — выйди-ка! Я вот что хочу тебе сказать: пойдешь ты или нет, мне все равно, но только знай — когда ты вчера вечером ушла от нас, Йошка повалился на стол и целый час плакал.
— Ну и пусть себе плачет!
— Хорошо, хорошо… А мы спросили его: ты ведь любишь Жужику? Он говорит: «Да, и до самой смерти буду любить», — «Так почему же ты не женишься на ней?» — спрашивает его мама. «Нельзя мне, говорит, мать не соглашается; ей хочется, чтобы я женился на дочери Мароти — та ведь богатая…»
— А-ах! — прошипела Жужика, как кошка над убитой мышью. — Он сам об этом помышляет, злодей, у него у самого на уме состояние, это ему нужна богатая невеста, солдатка распутная!
— Так ведь мать не соглашается, а он привык ее слушаться, вырос под ее крылышком.
— Маменькин сынок, вечно держался за ее подол. Так пусть же теперь расхлебывает, что матушка заварила…
— Пойдешь в кино?
— Нет.
— А ведь он богом меня молил сделать ему одолжение и сходить к тебе еще разок.
— Жаль, Эржика, что пришлось тебе потрудиться, но согласиться я не могу: велика честь для него! Так и скажи ему: я окончательно решила, что не пойду.
— Это твое последнее слово?
— Последнее.
Больше она ничего не сказала. Огорченная Эржи ушла.
Через полчаса явилась ее сестра, Роза.
— Йошка сидит у нас, Христом богом молит, чтобы ты пришла. Он хочет сказать тебе что-то очень-очень важное, а если ты не пойдешь с ним в кино, быть беде. Он требует от тебя удовлетворения.
— Удовлетворения?
— Да.
— Ишь ты. Удовлетворения!
Жужика задумалась.
— В четыре часа?
— Да.
— В какой кинотеатр?
— В «Аполло».
— В «Аполло»?
— Да.
— В четыре?
— Да… Так ты пойдешь?
— Не знаю. Как захочется.
— Приходи туда по тракту, он будет тебя ждать на углу, возле лавки.
— Как захочу, так и пойду.
— Ладно, там встретитесь.
— Так он плакал?
— Йошка? Плакал.
— Притворялся!
— Сильно плакал, ревел, как ребенок; дерево и то сжалилось бы. Ну, я пошла.
— Сервус.
Роза убежала. Из дома вышла разгневанная тетушка Хитвеш.
— Что вы тут шепчетесь? Что ты замышляешь?
— Ничего.
— Ничего! С твоими проделками самому черту не совладать.
Жужике было не до разговоров. Теперь она особенно остро ощущала отсутствие близкого человека, с кем можно было поделиться сокровенными мыслями, высказать все, что ей давило сердце. С горечью в душе она спрашивала себя: зачем все это? Зачем она идет? Чтобы снова страдать от бессонницы, вздыхать, томиться?..
Но какая-то неудержимая, невероятная сила тянула, тащила ее — она не могла не пойти. И сразу весь мир преобразился в ее глазах: снег лежал такой свежий, деревья кутались в иней, и весь этот противный Дебрецен, который целый год был скопищем пыли, теперь стал красивым, белым, украшенным сказочными деревьями. Может быть, бог смилостивился и ради нее разукрасил так весь мир.
После обеда быстро стало смеркаться; мать, точно Аргус, следила, как она одевается.
— Ты куда это собираешься?
— К инженерше пойду.
Это как будто успокоило мать.
— И я пойду за тобой, — все-таки проворчала она.
Жужика вскипела.
— К чему эти придирки! Когда это вы ходили за мной следом?
Мать, никогда еще не видевшая свою дочь в таком воинственном настроении, оторопела.
— Ладно, ладно, ступай одна.
Жужика ничего не ответила. Со злостью она вынула все подарки, полученные от сапожника. Сапожник сделал ей пару лаковых туфель, до того хорошеньких, что и описать нельзя. Она надела их. Надела и блузку, и пальто такого бледно-зеленого цвета, какими бывают листья ранней весною.
Видя, как дочь наряжается, мать успокоилась: не иначе как собирается похвастать! На сердце у нее стало легче: похоже, что дочь и в самом деле благоволит к сапожнику, желанному зятю.