Призрак в Лубло

Йошка нахмурился. Черт побери этих проклятых кавалеров, как они умеют пускать пыль в глаза! Ему бы никогда не пришло что-нибудь подобное в голову. У него в сердце записано лишь: любить и работать.

Тогда они не очень-то хорошо расстались, потому что ему все же было стыдно за свою неуступчивость, подоплекой которой была такая низменная причина, как бедность. Молодой Багош по сравнению с ним – богатый парень, особенно теперь, когда он выгодно женился.

Уже второй раз он так поступил с девушкой, так покуражился. Первый раз он не пришел на свидание. Они договорились встретиться в пять часов пополудни на рыночной площади под часами. Он не смог прийти, потому что заболела мать и он должен был находиться подле нее.

Он сидел как на иголках и все же не мог оставить свою единственную добрую матушку, хотя всеми мыслями рвался к девушке. А та ждала, ждала его, сгорая от стыда; ей казалось, что все торговки и прохожие смотрели на нее.

Когда же Йошка освободился и прибежал на место встречи, там никого уже и в помине не было, только прохладный темный вечер встретил его.

Он тоже разозлился и решил ждать; он ждал и напевал:

Черный фрак на мне одет,

А не шуба, нет!

Моя роза, знаешь ты,

Он не греет, нет.

Ой, но все это чепуха, пустяки, как и сама жизнь, –

ерунда, ничто: одно лишь чего-то стоит, одно доходит до его слуха, оседает в его памяти, в его крови: это дорогая и милая сердцу любовная размолвка, которая в конце концов все-все прояснила.

Кто мог бы сказать, как это произошло и что было при этом сказано: они поссорились из-за несостоявшейся вчерашней прогулки в лес, когда девушку в конце концов словно прорвало. Так вспыхивает молния из-за черной тучи. Да, в тот темный вечер, за их домом, там, у лестницы на чердак, перед желтой саманной стеной маленького свинарника, произошло великое чудо – девушка заговорила!

– Я была права! – сказала она. – Я не хотела этого! Мне так жалко мою тайну!. Ой, горе убьет меня, мне так стыдно за себя!. Никогда еще я не говорила ничего подобного, потому что и не чувствовала такого! Я умру, мне так больно и обидно!.

Йошка, как зачарованный, радостно смотрел на девушку: он был на вершине блаженства: девушка впервые так откровенно выдала себя. Йошку захлестывали светлые радостные чувства.

– Я только сейчас вижу, что вы совершенно чужой мне!

– в смертельном отчаянии рыдала девушка. – Вам я доверила свое самое сокровенное! Ой, как я ужасно страдаю! Я

прошу вас, милый, оставьте меня навсегда – бог мне поможет!..

– «Милый!» – воскликнул Йошка; сердце его готово было разорваться. – «Милый»?!. Вы сердитесь и все же говорите мне: «Милый»!..

Девушка словно онемела. Закрыв лицо руками, она отвернулась к стене, у которой стояла, и, прислонившись к желтому потрескавшемуся саману, ждала, чтобы ушел

Йошка, ушел навсегда.

Чтобы ушел?! Этого ли она ждала? Разве не разорвалось бы у нее сердце, если бы это все-таки случилось?

И Йошка не мог произнести ни слова; сразу ослабевший, он весь дрожал от любви, почти теряя сознание от радости. Ему захотелось вдруг целовать девушку, целовать жадно, безумно; он привлек к себе Жужику, обнял ее и стал покрывать поцелуями ее волосы, шею...

– Жужика, моя Жужика, – только и бормотал он, а про себя приговаривал: «Жена моя!. Милая моя маленькая

Жужика! Я пойду домой, скажу отцу! Попрошу твоей руки!

Ой ты, маленькая моя девочка, я обнимаю твою хорошенькую головку! Я целую твое милое сердечко! Кто любит, тот прощает, Жужи!.. Жужика моя, прости мне...»

Такие чувства переполняли его, такие слова просились наружу, но уста его молчали...

И вот даже сейчас, в своей шумной семье, он ощущал себя до головокружения счастливым, самым счастливым человеком на свете! Какая у него тайна! Ой, что за тайна!

Жужика Хитвеш любит его!. Что за тайна, какая счастливая тайна: он женится на ней!

– Ну, а этот-то когда женится? – неожиданно спросил отец, даже не глядя на Йошку, но все знали, о ком речь.

Йошка был словно громом поражен; подавленный, он стоял под устремленными на него взорами. Боже правый, он и забыл, что родители тоже думают об этом.

Он стоял растерянный и слушал, что говорили.

– Жениться! Дурная болезнь! – зудела бабка с нескрываемым раздражением.

– Разумеется! – воскликнул старый Дарабош. – Потому как на свадьбе надобно танцевать! Даже придется танцевать!

– Черта с два.

– И матушка ваша, она тоже будет танцевать! Вот увидите, как она будет прыгать. Будет танцевать с этим хрюкающим Палом Хитвешем. Точно! Ну чего ржешь! Я

те! – прикрикнул он на младшего сына, – Зубы-то у тебя желтые, как тыква!

И старик отпустил подзатыльник уставившемуся на него маленькому Янчи.

– Так что же, выходит, мать не желает танцевать, –

продолжал он куражиться, – или, может, того, просто прикидывается?. А ведь придется еще и на крестинах поплясать!

– Ну да, как бы не так! – отозвалась мать.

– А может быть, не будешь все-таки? Ты ведь горбатая!

Впрочем, ты такие коленца начнешь откалывать, что, глядишь, даже спина выпрямится.

– Оставь меня в покое.