Призраки балета

Платье было удачным: не слишком новое, ненадеванное, в котором невольно чувствуешь себя непривычно и неуверенно, и не слишком старое, которое перестаешь воспринимать как праздничное и особенное. Лиза надевала его всего два раза, на свадьбы родственников, и осталась довольна им и собой.

Она вынула его из шкафа, но кружиться не стала: смешно это все-таки, если тебе давно не восемнадцать. Нарядные туфли тоже были верными, проверенными друзьями, а для ощущения новизны – нитка черного жемчуга, которую она еще ни разу не надевала.

Этот жемчуг муж подарил ей на новый год, а она как-то неожиданно рассердилась (зачем мне это, ходить на рынок?!), наговорила ему неприятных вещей (если ты не живешь с нами и так озабочен зарабатыванием денег, зачем ты их так глупо тратишь?!), они шумно и нелепо поссорились, и жемчуг так и остался жить в бархатной коробочке. Лиза даже забыла о нем, потому что ее образ жизни не располагал к ношению жемчугов и бриллиантов… что ж, сегодня как раз кстати.

Что-то новое, что-то старое, что-то взятое напрокат и что-то голубое – примета для свадьбы, не для культпохода в театр, да и что она может взять напрокат? Настроение вечно юных героинь? А в роли голубого – джинсовый кусочек неба!

Остановись, мгновенье перед балом, ты прекрасно!

Но чудное мгновенье не остановилось, ей так и не удалось полностью отдаться предбальным хлопотам: нужно было сделать какие-то звонки, перенести репетицию в театре, приготовить ужин мальчикам, договориться с остающейся с ними соседкой – и вот уже приехал школьный автобус, и дети несутся по лестнице, и, как всегда в самый неподходящий момент, телефон!

– Мам, я просил его донести мою папку, а он ее бросил, а она…

– Мам, я не пойду больше на этот балет, у нас в школе бальные танцы будут!

– Мам, у нас завтра…

– Да подождите, слышите же: телефон! Раздевайтесь, потом все скажете! Алло? – с трудом переводя дыхание и бросая на пол сунутые ей сумки, папки и куртки, сказала она в трубку.

– Лиза, – голос мужа звучал как-то непривычно.

– Да? – быстро отозвалась она и тут же поняла, что в нем было не так: он говорил неторопливо и спокойно, как будто никуда не спешил. Однако сейчас спешила она, ей было некогда задуматься, что это могло значить, только хотелось разобраться с детскими вещами и проблемами и заняться еще не придуманной прической.

– Ты спешишь? – понял он.

– Да, мальчики только вошли, и потом, сегодня премьера, я в театр поеду…

– Мам, я на балет не пойду!

– Я тебя и не зову! Денис думал, они тоже в театр едут, – объяснила она. Говорить было неловко: когда-то она так ждала его звонков, она хорошо помнила, как ждала и любила его, а сейчас? Сейчас появился Цветан… нет, Цветан – это неважно, это все сделалось раньше, когда она перестала ждать звонков и отвечать стала быстро и деловито. И трубку она теперь вешала первой… это же что-то значит, да?

– Лиза, – позвал ее муж, – я должен тебе сказать…

– Да? – машинально поторопила она его, уже чувствуя, что не надо было этого делать. Он хотел сказать что-то особенное, может быть, важное, но ее торопливость и невнимание мешали ему.

– Лиза, ты была права… я возвращаюсь домой… ты слышишь? – он что-то говорил про какой-то контракт, про то, что так жить невозможно, что он любит их и не может больше жить один. Он повторял ее собственные слова, которыми она столько раз пыталась достучаться до него, и те забытые ею слова, которые говорил когда-то раньше той, прежней Лизе, и находил какие-то новые, которых не говорил никогда.

– Я приеду на новый год и больше не уеду, слышишь, Лиза? Или… уеду, но нескоро и ненадолго… я договорился… все будет по-другому, вот увидишь. Ты была права, я много думал… любимая, я возвращаюсь домой, к тебе!

– Хорошо, – ответила Лиза. Она так долго ждала этих или подобных слов, что сейчас, когда все получилось так, как она хотела, ей словно нечего было сказать.

– Ты не рада?

– Нет, почему? Рада, конечно… – она не знала, рада ли она, и это огорчило ее.

Еще год или полгода назад ее чувства были просты и понятны ей самой, а сейчас? Когда это сделалось? Когда все успело так безнадежно запутаться? Цветан… нет, это не то, Цветан – это неважно… разве неважно?

– Ты спешишь, я слышу. Ты беги в свой театр, сама позвони, когда сможешь, ладно? Я приеду в конце декабря… я тебя люблю, Лиза, слышишь?

– Слышу… там начало в восемь, мне надо пораньше…

Было только пять, и она никуда не спешила. Переводить сегодня вряд ли придется, если только после спектакля, на фуршете; Цветана она заберет в половине восьмого недалеко от лифта; осталась только прическа, которой Лиза никогда, даже в день свадьбы не занималась больше пятнадцати минут… но что она могла сказать?

«А о чем ты думала раньше? Тебе тридцать шесть, ты замужем, у тебя двое детей…» – сказал ей какой-то противный внутренний голос, который мы не любим потому, что он всегда прав.