Исчезновение брата Сарториуса наделало много шума. Поначалу следствие пыталось выяснить: не убил ли кто-то ученого брата, который, по правде сказать, многим успел насолить своим высокомерным нравом и капризами. Но для убийства человека все-таки нужна причина. Если бы причиной стала ссора, о ней бы услышали, поскольку подобного рода ссоры сопровождаются шумом. Однако все было тихо. Да и брат Сарториус пребывал в том телесном состоянии, когда не то что с кем-то ссориться – даже просто разговаривать было ему затруднительно. С наступлением зимы он совершенно ослабел, несколько раз прибегал к соборованию, принимал различные пилюли и настои, словом, определенно готовился отойти в мир иной. И вдруг непостижимым образом исчез. Это было тем более странно, поскольку врагам брата Сарториуса не требовалось предпринимать никаких усилий для того, чтобы устранить его: он умер бы сам, никого не обеспокоив.
Вот тогда и зародилось подозрение в том, что кто-то пустил в ход черную магию. А в комнатах, которые ранее занимал Ханс ван дер Лаан, вдруг обнаружили неизвестного монаха, который сидел над книгами и что-то в них исправлял самым кощунственным образом.
Между настоятелем собора Богоматери и этим самым неизвестным монахом состоялся примечательный разговор. На вопрос: «Кто ты такой, как здесь очутился и что здесь делаешь?» монах отвечал, что зовут его брат Альбертин, что он здесь уже довольно давно и что до сих пор никто не задавал ему никаких вопросов, так что бессмысленно делать это сейчас.
– Я ничего не делаю бессмысленного, – рассердился настоятель, – и потому отвечай: как ты здесь очутился?
– Я прибыл из обители святой Маартье, что на севере Брабанта, – сказал Альбертин, – по приглашению брата Сарториуса, с которым состоял в длительной переписке.
– И о чем вы переписывались? – вопросил настоятель.
– Темой наших разговоров было Священное Писание, – не моргнув глазом отвечал Альбертин. – Ибо других достойных тем для обсуждения попросту не существует.
– Для начала не существует никакой обители святой Маартье, – сказал настоятель. – Тем более на севере Брабанта.
– Ну, это с какой стороны поглядеть, – возразил Альбертин. – Если смотреть на мир с моей стороны, то эта обитель находится ровно там, где она находится, и представляет собой ровно то, что она собой представляет.
Если Альбертин и рассчитывал подобными речами сбить настоятеля с толку, то не на таковского нарвался.
Настоятель отвечал ему:
– И что же она собой представляет, эта твоя обитель?
– Разбитый кувшин, – сказал Альбертин.
– В каком отношении?
– Во всех. Ибо стены не стоят, если их не укрепил Господь, и представляют собой нечто не прочнее кувшина.
– А если в прямом смысле?
– Это и в прямом смысле разбитый кувшин, – сказал Альбертин. – Но там, внутри, – сладкое и густое вино одиночества.
– Вижу, ты преуспел в науках, – заметил настоятель, – однако это не отменяет того факта, что ты появился из ниоткуда и не можешь объяснить, куда подевался брат Сарториус.
– Неужто брат Сарториус и вправду исчез? – удивился Альбертин.
– А ты этого не знал?
– Нет.
Настоятель неплохо разбирался в людях, поэтому поверил в неведение Альбертина: на сей раз неизвестный монашек не лгал. И все же по-прежнему была одна вещь, которую он не мог оставить без внимания: откуда взялся этот странный монах и почему никто раньше не замечал его?
– Если раньше меня не замечали – это беда не моя, а тех, кто меня не замечал, – сказал Альбертин.
– Покажи, чем ты занимаешься, – потребовал настоятель.
– Читаю книгу, – сказал Альбертин.
– Дай мне эту книгу.
Альбертин нехотя протянул ему книгу – это была Псалтирь с красивыми иллюстрациями, но дополненная определенным образом, о котором уже говорилось.
Настоятель сразу увидел, что с книгой что-то не так. А новые буквы нарочно начали дразниться и бросаться в глаза, и отталкивать другие буквы, растопыриваться и растопорщиваться, и буквально лезть на первый план, так что настоятель волей-неволей начал читать вслух текст, в который они складывались, и быстро понял, что текст этот звучит на народном языке, оскверненном сеном и соломой грошовой выгоды.
Ой, что тут началось! И крики, и топот ног, и угрозы, и допросы, и звяканье цепей, и хлопанье дверей, и скрежет перьев по бумаге, – не хватало только летающей метлы для полноты картины. Злопамятный полубрат Пепинус выкопал и предъявил кошку, а заодно показал и комнату, в центре которой на полу был начерчен нечестивый знак.
Затем по свежим следам брата Ангелиуса удалось пройти к заветному сундуку, который должен был быть накрепко заперт, но который почему-то оказался открытым. Оттуда были извлечены различные нечестивые книги и тщательно изучены, после чего настоятеля и трех доверенных лиц целую неделю по ночам мучили ужасные кошмары, а по истечении этой недели было написано письмо в инквизиционный трибунал.
И вот спустя десять дней в Антверпен прибыл знаменитый дознаватель Абелард фон Аугсбург в сопровождении пяти стражников и тотчас же приступил к делу.