Призраки Иеронима Босха

Выловив из воды и отбив у русалки кашляющего водорослями рыцаря Гвейде, Преториус растолковал ему, что тот слишком усердно высиживал яйцо и выдерживал у себя под задницей слишком высокую температуру, так что, получив энергию от очередного съеденного женского сердца и овевая при помощи этой энергии высиживаемое яйцо, рыцарь Гвейде попросту сварил зародыш. И поскольку, согласно законам природы, сваренное должно быть съедено в свой срок, а срок этот вышел, судя по всему, лет сто назад, то и определить, кем был тот злополучный зародыш, уже не удастся. Зато теперь можно использовать скорлупу в качестве щита и выбраться наконец с берега в большой мир. Гвейде сунул голову в пустую скорлупу, принюхался и сказал, чтобы Марцеллин получше тут все вымыл, иначе он, Гвейде, и близко к этому «щиту» не подойдет. Марцеллин с Йоссе опрокинули яйцо дыркой вверх, натаскали в него воды, потом Йоссе прыгнул внутрь, так что вода была ему по колено, и начал оттирать стенки. Марцеллин подавал ему все новые и новые пучки травы. Гвейде лежал рядом на берегу, заложив руки под голову, и хмуро глядел вверх. Преториус размышлял о многих вещах одновременно.

Тут Гвейде нарушил молчание:

– А там точно есть кабак?

– Почему бы ему там не быть? – живо отозвался Преториус.

– Наверное, в этом кабаке полно простонародья, – сказал Гвейде. – Не уверен, что захочу туда войти.

– Вы можете туда не входить, мой господин, – сказал Преториус.

Гвейде разволновался и приподнялся на локте.

– А ты, конечно, и рад был бы, если бы я туда не пошел, и вся выпивка, музыка и женщины достались бы только тебе?

– Ну почему же только мне, – заметил Преториус, – со мной же будут Йоссе и Марцеллин Будэ.

– Я могу запретить Марцеллину туда входить, – предложил Гвейде.

– Зачем? – спросил Преториус.

– Не знаю, – с тяжелым вздохом произнес Гвейде и упал головой в траву. – Наверное, я как-то сильно привязался к этому яйцу, а теперь даже не знаю, что это было.

– Впервые в жизни вижу, чтобы рыцарь так убивался из-за протухшей яичницы, – сказал Преториус.

– Ты ничего не понимаешь, – сказал Гвейде. – В этом яйце заключалось единственное возвышенное чувство, какое у меня когда-либо было. Ибо я высиживал его ради своей славы, совершенно бескорыстно, без каких-либо дальнейших видов на будущее.

– Там, где мы находимся, нет никакого будущего, – сказал Преториус. – Если у этого места и имеется какое-то сходство с адом, то именно в том, что будущего тут нет. Здесь есть только настоящее, и мы топчемся по нему вправо-влево, делая маленькие шажочки, но не сдвигаясь с места. И потому многие из нас гниют изнутри, как это яйцо.

– Готово! – крикнул Йоссе, выпрыгивая из яйца, как кролик. – Отчистили! Теперь можно залезать внутрь.

Преториус, а вслед за ним и Гвейде заглянули в скорлупу и увидели, что стенки ее действительно отчищены на славу и блестят, как мраморные.

– Сначала нам нужно натренироваться бегать со скорлупой на голове, чтобы никто из нас не опережал другого и не отставал, но все бы бежали с одинаковой скоростью, – сказал Йоссе. – Иначе мы можем запутаться в собственных ногах и упасть прямо под копыта лошадей и быков. Сами знаете, чем это может закончиться.

– Это несправедливо по отношению к тому, кто бегает быстрее других, – вскинулся Гвейде.

– Когда мы все упадем и нас растопчут, нам будет уже не до справедливости, – возразил Йоссе, – ибо растопчут нас всех одинаково и тем самым самого быстрого уравняют с самым слабым. И это будет для благородного человека еще обиднее. Поэтому стоило бы брату Сложение сначала поразмыслить над происходящим в целости и совокупности, а потом уже негодовать.

– С чего ты так решил? – подозрительно нахмурился Гвейде ван Таул.

– С того, что Сложению и подобает смотреть на все в совокупности. Дробить же – дело Деления.

– А Вычитание что делает? – спросил Гвейде.

– Вычитание ничего не дробит. Оно берет и вычитает, сразу целиком. Вот почему я утверждаю, что в Братстве Арифметиков должно быть все четыре действия, ведь иначе гармония мира будет необратимо нарушена.

Пока он говорил, Преториус с Марцеллином подняли яичную скорлупу и забрались внутрь, оставив снаружи лишь ноги. Гвейде испустил боевой клич, с которым его далекие разбойные предки ходили в битву на таких же разбойных предков какого-нибудь другого знатного рыцаря, и вскочил вслед за ними, а последним пристроился брат Вычитание. Он очень боялся, что может случайно вычесть что-нибудь из этой ненадежной конструкции, и тогда весь план пойдет псу под хвост. Но присутствие таких опор мироздания, как Умножение и Сложение, немного успокаивало его.