Мэйси-Ли не пела, но говорила с тягучим аппалачским акцентом, который ассоциировался у меня со стариками вроде Ральфа Стэнли[45]
. В то время ее голос казался мне холодным, особенно для такой молодой девушки. Мрачным тоном она описывала, что, как ей казалось, с ней произошло. В ее голосе не было ноток предвкушения реакции собеседника или удовольствия, которые я привыкла слышать, когда люди рассказывали страшные истории. Она как будто оцепенела.Я редко думала о Мэйси-Ли. Эту темную дверь не стоило открывать. Но что-то в этом отдаленном месте, среди мощных деревьев и неба, упорно скрывавшегося за ними, напомнило мне о ней. Как будто она ждала, когда я покину город; как будто ждала, когда я окажусь в одиночестве.
Почти двадцать лет назад, только окончив школу, я была подававшим надежды молодым драматургом, из числа «30 до 30»[46]
– а мне было еще далеко до тридцати. Свою первую пьесу, действие которой происходило в безымянном, уединенном городке, я написала в двадцать один год. Я была уже достаточно взрослой, чтобы знать, что делаю, но недостаточно взрослой, чтобы осознавать, каковы могут быть последствия, если рассказываешь чужую историю. Эту историю – о том, как Мэйси-Ли видела призрака, – она, напившись, рассказала мне как-то ночью.Я работала в лагере в горах Блу-Ридж. Она там жила. После вечеринки мы провели вместе ночь, и она осталась, чтобы выпить и поболтать.
– Между прочим, я спала с фантомом, – спокойно, будто говоря о проезжающей мимо машине, заявила она. – С призраком.
Я рассмеялась, но она не отводила взгляда от догорающего костра, чье пламя отражалось в ее темных глазах, подобно светлячкам.
– Что это был за призрак? – спросила я.
– Настоящий красавчик. Я не знала, что это призрак, думала, он просто зашел в лес, как я. Ну, знаешь, в поисках места, чтобы… – Она изобразила самокрутку. – Я была под кайфом, а он такой красивый… Было темно, но не очень.
Заинтригованная, я придвинулась к ней поближе.
– Как он выглядел?
– Высокий и с лоснящимся лицом – очень гладкая кожа, как шлифованный камень. Но какой-то усталый, знаешь, бледный. Странно, потому что в другое время я не стала бы рисковать, встретив кого-то в лесу. Но он был так… убедителен. – Она вздрогнула, вспоминая полученное удовольствие. – Вот мы и сделали все прямо там, среди деревьев. Тогда я впервые испытала оргазм с мужчиной. Хотя это был не мужчина, так что, наверное, этого до сих пор не произошло.
Она засмеялась странным, звонким смехом, который заставил меня чуть отшатнуться.
– Откуда ты знаешь, что это был призрак?
Она наклонилась и положила руку мне на бедро. Я вздрогнула.
– Потому что он был сверху, а когда отстранился, то рассеялся, как туман.
Округлив глаза, она указала на землю между нами, припорошенную серым, холодным пеплом и золой.
– Наконец оно вышло – скользкое серое существо, холодное как лед, но… пульсирующее. А вместо пуповины были крошечные дергающиеся пальцы, обернутые вокруг какого-то подобия лица. Только у него не было ни глаз, ни носа. Как кусок желе со ртом, и к нему привязано что-то типа веревки. – Она сильнее сжала рукой мою ногу, не отводя от меня взгляда. – Это была пуповина, и та тварь ее прогрызла. – Она с такой силой щелкнула зубами, что я аж подпрыгнула. – Вот именно, – прибавила она, кивая. – А потом уползла, как змея. И исчезла, бум! Будь уверена, я бросилась бежать так, что только пятки сверкали. Опять подумала, сон. Но на следующий день я гуляла там со своим псом, Рексом. Он минут пять принюхивался к папоротникам, а потом начал копать. И знаешь, что он нашел?
Я безмолвно покачала головой.
–
Она протянула мне руку, и на ладони я увидела следы от укуса, достаточно глубокие, чтобы туда поместилось целое кленовое семечко.
– С ума сойти! – Я нервно рассмеялась и глотнула еще бурбона из бутылки, из которой мы пили по очереди.
– Это правда. – Она уставилась на меня большими темными глазами. – Это произошло на самом деле, черт возьми!
– Извини, – сказала я, допивая бурбон.
Несколько минут спустя я ушла и больше никогда ее не видела. Но использовала ее историю для сюжета в своей первой пьесе «Погребальная песнь Нелл».