Джереми попытался выдавить из себя хотя бы звук и понял, что онемел. Фан-Дер-Глотт покачнулся и рухнул на пирс. Леди Аманда и мэр подхватили его под руки и потащили от воды.
– Нееееееееет, – прохрипел он, харкая кровью и цепляясь за руку Тангейзера. – В воду его!
Сапог Гордона Бёрна с хрустом пришелся под ребра. Джереми завалился на бок. Охотник схватил его под колени и за шиворот, потащил на дальний конец пирса.
– Насколько могло быть проще, – делился сам с собой Бёрн, – если бы он не свалял дурака. Ох уж эти мне дилетанты!
Море без радости встретило тело певца. Джереми качался на перине волн, и воды отказывались принять его жизнь.
«Мой ад, – беззвучно зашлепал губами Тангейзер, – вечно плыть под умершим небом, не в силах спеть по себе погребальную песнь!»
Его левую щеку захлестнуло жуткой, невозможно телесной конечностью, и море испуганно расступилось, приглашая в свои потайные чертоги, раскрывая перед гостями двери и расшаркиваясь позади. Голос разодрал гортань Джереми надсадным криком, и вода хлынула навстречу звукам, отталкивая их, загоняя в легкие. Адская боль, по сравнению с которой все потуги мистера Бёрна казались невинной шалостью, играла с Тангейзером, то отпускала так далеко, что уже казалась мифом, то затягивала поводок до предела, флиртуя с удушьем.
Джереми шел на дно и чувствовал, как нечто по-хозяйски обхватывает его десятком гибких, оканчивающихся когтями рук. «Ты звал меня!» – рокотал голос глубин, и лорд Тангейзер покорно принимал любую милость твари, потому что это пришел сам Господь.
Фан-Дер-Глотт встречал рассвет молча.
Рана на груди напоминала засохший бутон розы.
Он умирал, значит, существо в подвале тоже скончалось.
Солнце не спешило.
Оно входило в день победителем. Вечная соперница – луна сбежала на самые отдаленные задворки своей орбиты.
Гордон Бёрн первым увидел Тангейзера, бредущего по воде.
Его грудь обвивали тонкие щупальца. Кожа существа быстро высыхала. Первые призраки рассвета заставляли ее идти черными пятнами и трескаться.
– Аве, Цезарь, моритури те салютант, – проскрежетал Джереми и свалил мокрую тварь на Фан-Дер-Глотта. Та захрипела, распахнула крошечную кольцевую пасть и впилась в рану на груди святоши.
Мэр уже гремел коляской, понукая лошадей подойти поближе.
Скончался год.