Призраки Востока

– Видишь ли, – ответил мой приятель, – с точки зрения японцев, Синдзабуро тоже отнюдь не герой. Просто автор, используя слабый характер персонажа, строит сюжет наиболее эффектным образом. А будь Синдзабуро покрепче, ничего бы не получилось. По мне, так единственным привлекательным персонажем можно считать только О-Ёнэ: это такой тип преданного, верного слуги старого времени. Сообразительная, энергичная, готовая к самоотдаче, верная не только в жизни, но и после смерти… Ну что же, пойдем в Симбандзуй-ин.

Храм показался нам неинтересным, а кладбище – безобразно запущенным. Многие участки, на которых раньше располагались могилы, теперь были заняты под картошку. Из картофельной ботвы тут и там торчали вкривь и вкось надгробья. Таблички на них давно выцвели или покрылись ржавчиной и грязью, ходить было невозможно из-за обломков памятников, безголовых и безруких статуй Будды. Недавние дожди размыли черную кладбищенскую землю, оставив множество мутных луж, в которых мельтешили крошечные лягушата. Всё, даже картофельные грядки, казалось, пребывало в запустении долгие годы. В тени возле ворот мы встретили женщину, явно имевшую отношение к храму. Мой приятель спросил, известно ли ей что-нибудь о надгробьях, описанных в «Пионовом фонаре»?

– А-а! Надгробья О-Цую и О-Ёнэ? – женщина заулыбалась. – А как же! Вон там, в конце первого ряда, позади храма, рядом со статуей Дзидзо.

Надо сказать, что с сюрпризами подобного рода я в Японии уже сталкивался. Мы с трудом пробирались между лужами и грядками картошки (корни наверняка питались многими другими О-Цую и О-Ёнэ), и наконец оказались возле двух изъеденных временем могил без всяких опознавательных знаков. Рядом с большим надгробьем стояла покосившаяся статуя Дзидзо с отбитым носом.

– Да, надписи разобрать не просто – сказал мой приятель. – Но давай попробуем… – С этими словами он достал из кармана лист бумаги, положил на камень и принялся тереть бумагу куском мягкой глины. На бумаге проступили едва различимые иероглифы.

– Так, посмотрим. «Одиннадцатый день третьего месяца… крыса… старший брат, огонь… шестой год Хореки (1756 г. от Р.Х.). Это, кажется, могила какого-то хозяина трактира в Нэдзу… Давай смотреть, что на другом памятнике…

Второй лист бумаги позволил прочитать следующую надпись: «Блистательная сестра закона… чистое сердце… воля… прославленная… Дом проповеди». По всей видимости, могила принадлежала буддистской монахине.

– Да это же просто надувательство какое-то! – воскликнул я. – Эта женщина у ворот, она что, посмеялась над нами?

– Ну, ты несправедлив к ней, – не согласился мой приятель. – Ты же пришел сюда поглазеть на знаменитость, вот она и хотела порадовать тебя. Ты же не думал, что это правдивая история?

Ингва

Жена даймё умирала. Она знала, что умирает. Уже второй год она не вставала с постели. А в саду цвели вишни. Женщина лежала и думала о деревьях, усыпанных белыми цветами, о весне, о детях… и о новой наложнице мужа, красотке Юкико девятнадцати лет от роду.

– Жена, дорогая моя, – обратился к ней даймё, – ты так настрадалась за эти годы! Мы делали для тебя все, что могли, – за тобой ухаживали день и ночь, молились и постились ради тебя, но, видишь, наши заботы не принесли тебе облегчения. Лучшие лекари старались победить твою болезнь, и все тщетно. Видимо, твой конец недалек. Я знаю, тебя печалит мысль о том, что придется покинуть этот «горящий дом» , как мудро назвал наш мир Будда, но еще больше печалит нас твой скорый уход. Не сомневайся, я прикажу исполнить все надлежащие обряды, чтобы облегчить тебе новое перерождение, все мы будем неусыпно молиться, чтобы тебе не пришлось бродить в темных мирах, а сразу отправиться на Небеса и обрести Будду в себе.

Слова даймё были полны нежности. Больная внимала ему с закрытыми глазами и ответила едва слышно, тоненьким голоском, похожим на писк полевой мыши.

– Дорогой мой муж! Я очень благодарна тебе за твои добрые слова… Все это правда… моя болезнь затянулась и все это время за мной заботливо ухаживали… Теперь, когда смерть моя близка, мне не хотелось бы сворачивать с Пути Истины… Наверное, грешно думать о мирском в такое время… но у меня есть последняя просьба… Позови Юкико… ты знаешь, она мне как сестра. Хочу поговорить с ней о домашних делах…

Юкико тотчас явилась по зову господина и по его знаку опустилась на колени рядом с постелью больной. Жена даймё открыла глаза и долго смотрела на молодую девушку.

– Ну вот и Юкико, – проговорила она слабым голосом. – Я рада видеть тебя, милая. Наклонись ко мне, я не могу громко говорить… Юкико, я умираю. Надеюсь, ты будешь во всем угождать своему господину, моему мужу… ибо я хочу, чтобы ты заняла мое место в доме, когда я уйду. Я же вижу, он будет любить тебя… в сто раз больше, чем меня любил, и скоро ты станешь его женой. Когда ты займешь это высокое положение, я прошу, чтобы ты еще больше лелеяла нашего дорогого господина… Никогда, слышишь, никогда не позволяй другим женщинам отнять у тебя его любовь… Ты понимаешь?.. Вот что я хотела сказать тебе, дорогая Юкико…