Полуденное солнце придает портовому городку Яидзу особое очарование. Словно хамелеон, город принял окраску окружающих серых скал и, выгнувшись ящерицей, замер вокруг небольшой гавани. Он отгородился от беспокойного моря весьма необычной набережной, сложенной из тяжелых камней. Собственно, это дамба. Она ступенями поднимается от воды, а камни держатся за счет свай, соединенных между собой плетнями. Каждую ступень держит свой ряд свай. Если смотреть с самой верхней ступени, перед глазами оказывается весь город – скопище серых черепичных крыш и потрепанных непогодой серых бревен; дальше, за домами разбросаны по склонам гор небольшие сосновые рощицы, словно специально предназначенные для подворий небольших храмов. Если обратить взгляд в сторону моря, то за милями серой воды проступает на горизонте горная гряда в синеватой дымке и громада величественной вершины Фудзи, словно висящая в воздухе. На неширокой полосе между дамбой и морем нет песка, только камни. Их даже не назовешь галечным пляжем, скорее, это нагромождение валунов, и прибой бесконечно перемешивает его. Если день ветреный, не стоит и пытаться войти здесь в воду. Это просто опасно. Достаточно один раз попасть под удар каменной волны, как пришлось мне однажды, чтобы больше не пытаться повторить этот опыт.
Утром и вечером берег уставлен рядами рыбачьих баркасов непривычной формы. В этих местах так строят. Это большие лодки человек на сорок-пятьдесят каждая, с очень высокими носами, украшенными буддистскими или синтоистскими молитвами-заклинаниями (мамори или шуго). Например, шуго из храма Фудзи содержит обет рыбака. Он обещает в случае ниспослания удачи в рыбной ловле совершить тот или иной аскетический подвиг в честь божества, обитающего, как известно, на вершине Фудзи.
В каждой прибрежной провинции Японии, даже в каждом рыбацком поселке приняты свои формы и конструкции лодок и рыболовных снастей. Иногда поселки, отстоящие друг от друга всего на несколько миль, делают лодки или орудия лова настолько отличающиеся друг от друга, словно они изготовлены представителями разных рас, живущих к тому же на разных континентах. Подобное разнообразие не может не удивлять. Отчасти дело, видимо, в консерватизме местных жителей, ухитрившихся пронести через века навыки и обычаи предков, но я предпочитаю считать, что многообразие судов и снастей имеет вполне практическую основу. Рыбацкие поселки специализируются на определенных видах рыбы, что, в свою очередь, требует различных приемов лова и снастей. Большие баркасы Яидзе служат подтверждением этой мысли. В Яидзу специализируются на ловле полосатого тунца. Его потом поставляют во все области империи в соленом и вяленом виде. Море в этих местах неспокойное, поэтому баркасы должны выдерживать частые шторма. Но вытаскивать их на берег и спускать на воду – работа непростая, тут помогает вся деревня. Впрочем, спуск особых проблем не доставляет и происходит быстро: на береговой склон укладываются плоские деревянные рамы, а поскольку днище у баркасов тоже плоское, скользят они по этим рамам хорошо. А вот на подъем собираются все мужчины, женщины и даже дети. Под заунывный напев они тянут длинные канаты и по тем же рамам вытаскивают лодки. Если приближается тайфун, то их задвигают чуть ли не на середину деревенской улицы. Работа требует дружных слаженных действий, и если вы чужак в городке, то нет лучшего способа войти в доверие к этому простому народу, чем принять участие в общем деле. За это рыбаки познакомят вас с морскими чудесами: крабами с длиннющими ногами, нелепой рыбой-шаром, способной раздуваться до непредставимых размеров и прочей морской живностью, иногда настолько фантастических форм и расцветок, что поверить в их реальность можно только потрогав все это руками.
Большие баркасы, увешанные священными сутрами, это еще не самые чудные вещи на берегу. Очень странно выглядят плетеные бамбуковые верши, корзины шести футов в высоту и восемнадцати футов в окружности, с маленьким отверстием наверху. Их обычно раскладывают вдоль дамбы на просушку, и если смотреть с некоторого расстояния, эти странные орудия промысла легко принять за чьи-то бедные жилища. Тут же разложены деревянные якоря, обитые железом, напоминающие плуги, и железные якоря с четырьмя лапами, а среди них – огромные деревянные кувалды для забивания свай и еще какие-то неведомые инструменты, о назначении которых можно лишь догадываться. Все это носит на себе отпечаток седой старины и вызывает странное ощущение нереальности. Человеку, попадающему сюда впервые, представляется, будто он заплутал во времени и пространстве. Жизнь в Яидзу куда ближе к прошлому, чем к настоящему, и люди здесь живут, как в древней Японии – добрые и наивные, как дети, верные древним богам и традициям предков, и совсем не испорченные веяниями нового времени, поскольку почти ничего о нем не знают.
II