Крутая винтовая лестница вела вниз, в подземелье. Царица шла впереди легко и уверенно — наверно, ещё малышкой бегала здесь не раз и не два. А её дед, царь Аккарен, тогда ещё крепкий и совсем не старый, поддерживал её за локоток и преувеличенно сердито говорил: «Осторожнее, егоза ты такая. Споткнёшься ведь, а мне отвечай». Двое стражников в тяжёлой броне скрестили перед нами копья, но, тут же узнав, сделали шаг в сторону. Один завозился с ключами, отворил массивную дверь, обитую зеленоватой медью, и мы вошли внутрь.
Это была сокровищница.
Окон здесь не было: просторное помещение освещали масляные факелы вдоль стен. Сундуки с золотыми украшениями, драгоценные камни, ювелирные изделия лучших мастеров, собранные со всего мира, дорогое старинное оружие, покрытое давно минувшей, но не увядшей славой... Нет нужды тратить чернила на описание всего этого великолепия. Я бывал в царских сокровищницах, и я знал, что Регенда это знает.
Она взяла в руку светильник и, мягко ступая по ковру, прошла к дальней стене, занавешенной старинным гобеленом с изображением фамильного герба: венок из лавровых листьев на тёмно-синем фоне, надетый на голову странного существа — полульва-получеловека. Наверное, даже царь Аккарен не мог сказать точно, с каких времён существует этот герб.
Не успел я насладиться зрелищем, как Регенда протянула руку и отодвинула гобелен в сторону. И лишь тогда я понял, ради чего она привела меня сюда. И зачем я сам пришёл в этот город, а перед этим тайно, среди ночи, бежал из дворца эмира Абу-Саида, оставив в постели недоумевающую Тхай-Кюль, мою любимую младшую жену. Зачем отверг блестящую карьеру главного визиря и ради чего убил слепого дервиша. Зачем долгие годы скитался в горах, надев колпак с белой ленточкой, мёрз на перевалах и простирался ниц перед Священным Камнем, что покоится в храме в далёкой Мекке... И почему ни разу не пожалел о своей судьбе.
— Это Копьё Давида, — сказала аланская царица и подняла факел повыше, чтобы я мог рассмотреть.
Я подошёл. Вытянул руку вперёд — и ощутил пальцами прикосновение почерневшего древка. И подумал, что, наверное, оно очень тяжёлое, даже для меня. Потому что в те времена, когда жил царь Давид и Кавказ населял один большой народ, пришедший неизвестно откуда, люди были другими, не чета нам, сегодняшним. Не знаю, были ли они мудрее и благороднее (вряд ли, по моему глубокому убеждению, ибо человеческую природу не переделаешь), но точно — сильнее и мужественнее. А потом... Потом однажды они решили, что им дозволено все, и они встали с богами на одну ступень. И боги наказали их за это.
Много веков прошло с тех пор. Десять, а может, все сто. Видимо, древко копья было покрыто каким-то особым составом — иначе давно истлело бы. Только золотой наконечник тускло блестел в багровом отсвете пламени. Он был очень старый — наверняка старше, чем этот замок и этот город.
В сокровищнице стояла тишина, но мне чудились голоса медных труб, ревущих у меня в голове.
— Ты могла бы стать великой царицей, — тихо промолвил я. — Сотни племён, целые государства... Весь Кавказ лежал бы у твоих ног. А ты... Кому-нибудь известно, что Копьё хранится здесь, у тебя?
Регенда покачала головой.
— Нет. Никому.
— Почему?
Она довольно долго молчала, прежде чем ответить.
— Мой дед рассказывал, что Давид был основателем нашего рода. А его далёкий предок будто бы произошёл от брака небесного бога с земной женщиной. Не знаю, можно ли верить этому... Когда Да вид погиб, его государство распалось на отдельные княжества. И каждый, кто хоть ненадолго овладевал Копьём, умирал молодым и не своей смертью. В том числе и мой дед, и отец... Я говорила тебе о них. Мой брат Исавар многое бы отдал, чтобы получить Копьё в свои руки. Думаю, он догадывается, что я что-то знаю о нём.
— Тогда, возможно, он и подослал к тебе убийц, — осторожно предположил я.
— Что ты, — немедленно вспыхнула Регенда. — Он любит меня. И я люблю его. Я не хочу, чтобы он тоже погиб молодым.
Она опустила глаза. Она старалась казаться спокойной, но я видел, что это спокойствие даётся ей с великим трудом.
— Если Исавар получит Копьё, он завоюет власть на Кавказе. Объединит племена под своим началом, искоренит недовольных и создаст могучую армию. Как знать, может быть, он даже прогонит Тимура. И сам станет этим Тимуром.
Так вот что тебя беспокоит, подумал я и улыбнулся. А ведь, пожалуй, она права: Исавар мог бы... Я вспомнил его жёлтые волчьи глаза и хищно искривлённые губы, и умелую, совершенно незаметную со стороны охрану... Этот своего не упустит.
— Раньше меня часто охватывал ужас, — произнесла Регенда и зябко повела плечом. — Я сидела по ночам в спальне, закутавшись с головой в одеяло, и не находила сил задуть свет: тут же начинали мерещиться тени по углам. Мне чудилось, что я окружена врагами в собственном дворце. Если уж Фархад оказался предателем — что говорить об остальных...
— Ты и теперь боишься? — спросил я.