Призванный хранить

— Вот как? — медленно проговорил каган. — И что же ты делал возле царицы? Мыл ей ноги по утрам или выгребал навоз из её конюшен?

— Иногда я давал ей советы в государственных делах, — ответил я. — И бывало, царица находила в моих советах крупицы мудрости.

Он пристально посмотрел на меня, и, клянусь, мне потребовалось немалое мужество, чтобы выдержать этот взгляд. Думаю, не много найдётся людей под этими небесами, которые могли бы похвастаться тем же.

Только теперь я разглядел его как следует. И удивился, обнаружив, что он совсем не походил на монгола. Если бы не ковры и шёлковые подушки, что его окружали, не роскошный халат оранжевозолотистой расцветки и не островерхая шапочка, украшенная драгоценными камнями, его можно было бы принять за европейца. Луноликий и плосконосый Тохта-хан выглядел рядом с ним точно простой пастух из бедного куреня. И Тохта-хану это явно не нравилось. Он отбросил от себя золочёный кубок, расплескав вино, вскочил на короткие ноги и ткнул в меня концом плети.

— Много чести тебе, собака, чтобы мы выслушивали твой бред. Эй, привяжите-ка его к дохлому жеребцу, обложите хворостом да подпалите, чтобы наши воины позабавились!

— Не спеши, — негромко проговорил Тимур. И ни один из тургаудов не двинулся с места, отлично понимая, кто отдаёт здесь приказы. — Чем же ты докажешь, Рашид ад-Эддин из Ирана, что служил советником у местной правительницы?

— Твои воины, великий хан, наверняка обыскали дворец сверху донизу, — сказал я. — Но вряд ли нашли вход в сокровищницу, ибо перед смертью царица Регенда приказала завалить его камнями. Я могу указать тебе, где следует искать...

В узких глазах Тохтамыша сверкнул алчный огонь — в сущности, он так и остался сыном небогатого бая, странной прихотью Аллаха вознесённого над великой страной. Дай ему волю — он побежал бы впереди своих нукеров, чтобы самому первому взломать сундук с драгоценностями. Я лишь молил Бога, чтобы Тимур оказался прозорливее. И он оправдал мои надежды.

— Иногда случается, — медленно проговорил он, — что моя армия, отягощённая трофеями, не может двигаться вперёд. Лошади и верблюды падают под грузом добычи, а быки отказываются тянуть повозки. Тогда я приказываю вырыть глубокую яму, светить туда часть золота и драгоценностей и закопать. И даже не всегда ставлю сверху камень, чтобы запомнить место. Неужели ты думаешь, что я оставлю тебе твою никчёмную жизнь, прельстившись лишней горсткой монет? Должно быть, глупа была аланская царица, если держала тебя советником.

— Я далёк от мысли, великий хан, что даже гора золота размером с Эльбрус способна смутить твой взор, — ответил я. — Но в сокровищнице царицы Регенды ты найдёшь то, что сможет заинтересовать тебя. А если нет — прикажи отрубить мне голову на городской площади.

Тимур склонил голову набок. В его широко расставленных глазах я не заметил ни проблеска интереса — они были по-прежнему неподвижны, как два ледника высоко в горах. Но моя жизнь, хоть и висевшая на волоске, до сих пор принадлежала мне, и это обнадёживало.

— Возле дальней стены, — продолжал я, — твои воины увидят старый гобелен с изображённым на нём сказочным львом с человеческий головой. За гобеленом скрывается ниша в каменной кладке...

— Ты хочешь сказать, что там... — начал Тимур, нахмурившись.

Я перебил его, что было страшной дерзостью. Но и это сошло мне с рук.

— Ниша пуста, великий хан. Аланская царица, предвидя свою гибель, позаботилась о том, чтобы содержимое ниши не попало в твои руки. Но я могу помочь тебе получить его.

— О чём он бормочет? — с презрением спросил Тохтамыш, но Тимур предостерегающе поднял руку. И славный Тохта-хан снова умолк, позеленев от унижения. Видит Бог, не хотел бы я оказаться на его месте...

— Чего ты хочешь? — спросил Хромой Тимур.

Я предвидел этот вопрос. Я был готов к нему и проговорил, опустив взор долу:

— Выжить. Только выжить, и ничего больше, клянусь Аллахом.

Каган усмехнулся.

— Смотри, собака. Если ты обманул — твоя смерть будет страшной и долгой. Гораздо дольше, чем жизнь.

Он выпростал из-под халата алый сафьяновый сапог, расшитый золотыми нитями. И я поцеловал этот сапог, даже не почувствовав отвращения. Словно другой, не знакомый мне человек распростёрся ниц перед ханским троном, а я, холодный и отрешённый, наблюдал со стороны.

Они умрут. Хан Тохтамыш, чьи воины повесили любимую мною женщину на дворцовых воротах. Аланский царь Исавар, что не пришёл ей на помощь. Грузинский царь Гюрли, решивший отсидеться в своей крепости. Они умрут все, один за другим. А если нет — значит, Аллаху не угодна моя месть. Как и моя жизнь.

Отчего бы не вспомнить теперь те сны, что снились мне под старыми яблонями, в красивом и богатом городе Меранге, отчего не вспомнить, о чём я мечтал в те годы и какие надежды владели моим умом? Смешно, но я был уверен, что мои мечты сбудутся... Возможно, мои сны говорили об обратном, я не замечал. Слишком это легко — искать в прошлом предостережения, которым не внял.