Призванный хранить

— Нет на земле места тому, кто творит бесчинства среди собственных подданных, — громовым голосом выкрикнул Тохтамыш, поднимая коня на дыбы перед многотысячным войском, над которым развевался на ветру стяг с ханским гербом — головой чёрного быка. — Я заставлю Арас-хана змеёй уползти в камни, серой мышью спрятаться в земляную нору, скользкой жабой прыгнуть в вонючее болото... Я верну вам былую славу, завещанную нашими предками. Я поведу вас в битву. И — дам вам победу!

От мощного боевого клича, казалось, содрогнулись небеса. Тридцать тысяч всадников разом взметнули вверх копья, и могучий бык на знамени Тохтамыша угрожающе склонил лобастую голову. Жаль, я не видел этого. Я был далеко.

...Это чувство нельзя было назвать банальной тягой к перемене мест. Нет, меня словно некая дьявольская сила толкала в путь даже против моего желания. Куда и зачем — про то ведомо было лишь Аллаху. Я исходил морской болезнью на палубе русской торговой лодьи, и вместе с племенем муттхабанов дрессировал рабочих слонов в Западной Индии, поднимался на заснеженные кручи Тибета и изучал свитки f древними священными текстами в буддистском монастыре, вырубленном в толще безжизненной скалы, умирал от тоски и одиночества посреди пустыни и вертелся в людском водовороте на многоголосых азиатских базарах. Мой ослик, верный и единственный друг, сопровождал меня всюду — вряд ли найдётся под небесами другое доброе животное, повидавшее столько же или хотя бы половину. Он заметно постарел за время странствий: стёрлись копыта и зубы, поблекла бархатистая шёрстка, бывшая когда-то белее снега, — уж не счесть, сколько раз встречные купцы и путешественники предлагали мне за него весьма неплохую цену, соблазнившись редкой расцветкой... Я лишь качал головой. Ослик был моим волшебным талисманом, хранившим удачу в пути. Вот только я не знал, в чём она заключается, моя удача.

Города и страны менялись — где-то меня привечали (нескольким богатым правителям весьма пригодились некоторые мои услуги, и при желании я мог бы сделаться главным визирем при чьём-нибудь дворе), откуда-то мне приходилось уносить ноги — тайно, под покровом ночи, чтобы с рассветом не лишиться головы... Однако я не стал описывать эти приключения в моей рукописи. Они не стоили бумаги и драгоценных чернил, на которые я и так тратил уйму денег.

Я не видел, как ранней весной 772 года Барана полноводный Сарум вышел из берегов. И как в его низине, в одночасье превратившейся в топь, грудь в грудь сшиблись синий беркут и чёрный бык. Правитель Золотой Орды Арас-хан и мятежные войска Тохтамыша...

Страшная, говорят, была битва. Вязли в грязи конские копыта, падали и захлёбывались в чёрной жиже раненые, визжали дерущиеся, и не было видно земли из-под тел мёртвых.

У Тохтамыша было тридцать тысяч воинов — против восемнадцати тысяч, которыми командовал Арас-хан. И Тохтамыш бежал после двухчасового боя — позорно, тайно, переодевшись простым пастухом, бросив своё знамя и потеряв три четверти войска, которому обещал скорую победу. Верные люди — уже не знаю, чьи: его собственные или служившие Тимуру — спрятали его в бедном кишлаке посреди степи, а затем переправили на Кавказ, где Тамерлан готовился к очередной войне.

Рассказывали, будто Тамерлан принял его как близкого и дорогого родственника. Усадил в шатре возле себя и чуть ли не поил вином из золотой чаши, к месту и не к месту вспоминая деяния славного Кунге-оглана, умершего от болезни в том же году. Конечно, славный Кунге нарочно согласился служить Арас-хану, говорил Тимур, чтобы втереться к тому в доверие и ударить изнутри в нужный момент. Не его вина в том, что он не успел осуществить задуманное. Сокол сложил крылья, но остался его птенец...

И, наблюдая, как раздуваются ноздри его гостя, Тимур тайком усмехнулся. Пиррова победа — вот как это называлось. Молодого и не в меру горячего Тохтамыша не нужно было подталкивать, он летел в битву сам, забыв (или, наоборот, слишком хорошо помня) недавнее поражение. Он жаждал реванша. А многомудрому Тимуру было всё равно, кто в конце концов одержит верх. И так, и этак Арас-хан потеряет достаточно воинов. Затяжная война обескровит и измотает его — и тогда он свалится от одного-единственного удара. Нужно лишь выждать, а уж ждать Тимур умел как никто другой.

Он выбрал момент безошибочно — так волк выбирает момент для броска, чтобы наверняка перерезать горло своей жертве. Настала весна, и нукеры Арас-хана начали осторожно интересоваться у своего предводителя: когда же придёт пора новых победных походов? Скоро ли окрестные племена затрепещут при виде монгольской сабли, скоро ли наши красавицы жены дождутся дорогих подарков и новых рабов? Мы хотим крови, великий хан, сказали они ему. Наши кони застоялись без скачки, и оружие скучает в ножнах...