Призванный хранить

Аккер долго разглядывал уздечку — пожалуй, несколько минут. Его широкие ладони, шириной едва ли не с лопату, бережно приняли её, он с непривычной нежностью погладил выделанную кожу со вшитыми цветными бисеринками словно священную реликвию — уздечка была дорогая. Заур, как и все мужчины-горцы, не скупился, когда речь шла о коне, сбруе и оружии. Остальное, даже самое необходимое, всегда могло подождать.

— Где это случилось? — спросил Аккер.

Антон рассказал, постаравшись быть лаконичным. Аккер выслушал и бесстрастно кивнул.

— Мне известно об этом капище. И о том, что вход в него завален давным-давно. Я не знал только, что Заур отыскал новый.

— Перед смертью он сказал мне, как найти тебя. И ещё — что ты сможешь помочь нам добраться до Тебриза.

Что-то такое мелькнуло в глазах Аккера — что-то, похожее на давнюю обиду, которую Антон на беду свою всколыхнул.

— Тебе так хочется поскорее подставить башку под чей-то меч? — хмыкнул горец. — Или тебя наняли аланскому царевичу в телохранители? Сколько же золота тебе обещали?

— Нисколько, — признался Антон, помолчав. — Просто у меня есть маленькая глупая надежда, что, когда Баттхар окажется в Тебризе, меня отпустят домой. Я чертовски давно не был дома.

— Отпустят? — насмешливо удивился Аккер. — Кто же тебя держит?

— А кто держит тебя здесь? — вспылил Антон. — Кто велел тебе окопаться в этой волчьей норе? Так, что даже в ближайшей деревне тебя считают чокнутым... Добро ещё, если бы ты был один. Но Асмик! Она-то чем провинилась?

— Я хочу, чтобы она прожила долгую жизнь, — спокойно отозвался Аккер. — Я нашёл её пятилетней девочкой возле Шоанинского монастыря... Вернее, возле того, что осталось от монастыря. Она бродила среди трупов монахов, и даже не плакала: сорвала голос. Несколько дней она ничего не ела — я мог бы поднять её на одной ладони. Потом я еле выходил её, и один Господь знает, чего мне это стоило. И я сделал это не для того, чтобы однажды, когда меня не окажется рядом, её изнасиловала шайка разбойников. Или изрубили на куски монголы.

— Чего ты боишься? — напрямую спросил Антон. — Я ведь видел тебя в деле: ты запросто одолел в одиночку двенадцать человек, и даже не вспотел.

— Девятерых, — нехотя поправил Аккер. — Ты немного помог мне, чужеземец.

— Всё равно. Никогда не поверю, что хоть что-то способно тебя испугать. — Антон помолчал и искренне добавил: — Ты великий воин. Нет, величайший! То, что ты делал... Я никогда не видел ничего подобного.

Аккер грустно усмехнулся. И вяло махнул рукой.

— Кому они нужны, великие воины. Мужчина должен любить жену, воспитывать сыновей. Растить хлеб и виноград, а не шататься по горам с мечом наизготовку.

Странно было слышать от Аккера такие речи. Антон озадаченно помолчал, потом, переварив информацию, осторожно произнёс:

— Говоришь, любить жену, растить детей... Но ведь сам-то ты...

— Я никогда не мечтал сражаться. Мне нравилось пасти овец на холмах и стричь с них шерсть. Я с радостью мял ногами виноград и подвязывал лозу. Больше всего мне нравилось ухаживать за мцване — наша матушка говорила, что мцване — король среди винограда. Я привёз его из Грузии. Никто не верил, что он приживётся на наших камнях, а он прижился...

Он неловко двинул правой рукой и поморщился, как от неожиданной боли. Не зацепило ли его, с беспокойством подумал Антон. Одну-то рану на виске я видел, Асмик перевязала, а сколько других, которые Аккер не захотел показывать? Поколебавшись, он спросил об этом — Аккер лишь пренебрежительно фыркнул: не твоя, мол, печаль, чужеземец.

— Как же выпало тебе стать воином?

Горец флегматично пожал плечами.

— Не всегда мы делаем в жизни то, что хотим. Вот Заур — тот с детства готовил себя к сражениям. Отец часто ставил мне его в пример. Посмотри на младшего брата, говорил он. Посмотри, как ловко он рубит лозу на полном скаку, как стреляет из лука, борется на поясах, лазает по скалам — там, где ногу негде поставить, только кончики пальцев...

Заур, бывало, целыми днями бегал вверх-вниз по горам, чтобы развить силу ног, ворочал тяжёлые камни, купался в ледяном ручье и всегда защищал меня в уличных стычках, хотя я, а не он был старшим. Отец учил его драться на мечах. Он учил и меня, но я только и ждал, когда же урок закончится, чтобы убежать на виноградник, или к овцам, или на мельницу, где зерно превращается в муку. В конце концов отец махнул на меня рукой. Думается, он немного стеснялся меня, словно я был не его сын. Хотя сейчас, будь он жив, он, наверное, был бы мною доволен...

— У тебя была своя семья? — тихо спросил Антон.

— У меня было все, — сказал Аккер. — Все, чего я мог пожелать. Любимая жена, две дочери и богатый дом. В то время я всерьёз надеялся прожить жизнь без войны. Оказалось, зря.

— Что же произошло?