Про красных и белых, или Посреди березовых рощ России

Солнце, оказывается, еще не погасло, подумал Павел. Солнце и не погаснет, вспомнил он. Пока небо и земля не прейдут. А он должен. Он все равно должен. Помнить: «Достойная бо по делом…» (Лк.23:41). «Достойное по делам моим приемлю…». «Внегда́ поста́влени бу́дут престо́ли на суди́щи стра́шнем, тогда всех челове́к дела́ облича́тся; го́ре та́мо будет гре́шным, в му́ку отсыла́емым: и то ве́дущи, душе́ моя, пока́йся от злых дел твои́х».

VIII

А в Омске как раз ударили в набат колокола по храмам[96]. И появились Дружины Святого Креста.

«…Так эти Дружины называются потому, что вступающие в них в строю носят нашивной крест на груди <…>»[97]. «Восьмиконечный крест. Примечание: Крест носится только в строю»[98]. «Все дружинники именуются братьями. Примечание: при обращении солдат к офицерам допустимо слово “брат” присоединять к чину»[99].

«Подчиняясь обычной воинской дисциплине, дружина Святого Креста, кроме того, следует особым правилам, исключающим пьянство, нечестивость, сквернословие, распущенность, притеснение мирных жителей и так далее»[100]. «Я, брат дружины Святого Креста, обязуюсь и клянусь перед Святым Крестом и Евангелием быть верным Господу Христу, Святой Церкви и друг другу, быть трезвым, честным, совершенно не произносить бранных слов, не быть жестоким с врагом, к своим всей душой браторасположенным. Аминь»[101]. Это была горсточка. Последняя и переломная горсточка, как надеялся генерал-лейтенант Дитерихс[102]. Главнокомандующий Восточным фронтом.

Запыленный, светлоголовый и улыбающийся капитан явится к полковнику прямо с дороги. А осеннее золотое солнце будет сиять на его новых погонах с золотистыми вензелями Царя Царей – Господа Иисуса Христа.

– Я слышал, что появились такие дружины, – улыбнулся полковник. – Но как и ты вступил? Разве это не новые добровольческие формирования на фронт, а ты и так боевой капитан, – заметил он.

– Офицерам действующей армии тоже можно, – сказал Павлик. – Одновременно со своей прежней службой, оставаясь на своих прежних местах в полках, – объяснил он.

– За Веру, Царя и Отечество, – тихо сказал полковник. – А не погибла Россия. И не погибла наша Присяга.

Вот она, формула той, старой Присяги, подумал он. На века. «Яко да Царя всех… Дориносима… Аллилуиа».

Наверное, впереди не ожидало ничего хорошего. Они уступали. Они безнадежно уступали наступавшему врагу. Но сейчас они не думали об этом. Сейчас было какое-то торжество и радость. Как будто только сказать сейчас той горе – и она ввергнется в море. Полковник, наверное, даже невольно посмотрел за окно: а вдруг? Не вверглась. Но зато как раз вышел Павлик. Отпустил дружину. Кто-то запел первым. Кто-то запел первым, и подхватили уже все. Чуть-чуть переиначили слова, но полковник не знал, как они звучат правильно. А звучали хорошо:

«Нас ждет сиротливая Волга,
Нас ждет золотая Москва!..»

Полковнику показалось, как так явственно, отчетливо различает он в общем хоре звонкий голос своего Павлика. Наверное, показалось. Невозможно так точно отделить один голос от другого. Но все равно. Он это, он. Золотая листва, золотая осень и черные с золотым его капитанские погоны.

Это будет крепкое, надежное пополнение. Но фронт пал. Не Москва и не Волга. Брошенный Омск.

Запоздало и наспех эвакуируемый Омск.

«<…> Между тем совершалось нечто непредвиденное.

Взоры всех с тревогой впились в сторону Иртыша. Он не замерзал. Падал мокрый снег, стояла распутица, зима упорно не приходила.

Незамерзшая, непроходимая река на пути отступающей армии – это грозило такой катастрофой, о которой язык отказывался говорить.

Адмирал весь ушел в свои глаза. Они смотрели мимо собеседников, большие, горящие, бездонные, и были устремлены в сторону фронта…»[103]

IX

Иртыш все-таки замерз. А генерал Каппель сделал невозможное: вывел и спас остатки армии. Кто все-таки остался к концу похода. Через снег и мороз. Погиб сам. Но вывел.

Армия приняла имя своего генерала. «Каппелевская армия».

А в Иркутске был захвачен и расстрелян Адмирал. Они не успели. Ворваться в город и освободить. Новый Главнокомандующий С. Н.Войцеховский повернул тогда армию от города. Уже не было смысла. Не было цели. Ничего не было. Был только атаман Г. М. Семенов со своими войсками. Атаман Семенов, которого они не понимали и не принимали[104], но с которым все-таки было общее дело. За Россию. И было Приморье, последний кусочек земли.