Про железнодорожные войска

Рацион сей весьма слабо повышает мускульные усилия военнослужащего. Те, кто до армии подтягивался по пятнадцать раз, через три месяца службы стали — пять!

И это при 5–6 часах физических упражнений в день. Войны быстро раздобрели — торсы стремительно покрывались жиром, а мышцы мельчали. Все это — при постоянных тренировках. Насколько важно, оказывается, нормальное питание!

Постепенно нехватка сошла на нет, появилась привычка не тянуть в рот всякую дрянь (с) пр. Преображенский. Появились деньги на солдатскую чайную, выезды в город. Народ потихоньку "въезжал в службу"…

Картинка десятая. "Про Юрочку"

Тыкнув кнопку "плей" на любимом техниксе, начинаю повестование об одной из замечательнейших личностей, с которыми сводила меня судьба на полях сражений рати железнодорожной с бесчисленными кубическими километрами перемещенного грунта, отсыпанного полотна, проложенных рельсо-шпальных решеток и сломанных елок и судеб. В ту пору батальон наш стоял под небольшим сибирским городком, не весь, правда, а та часть, что называют батальонные бэки "трасса". Попасть на трассу — и плохо и хорошо. Там сытнее кормят, там теплее, но сложных жизненных ситуаций, из которых можно не выйти живым — там больше. Случается, что вновь прибывшему лейтенанту выдергивается местной борзотой звезда из погона — "ты ее еще не заслужил, походи пока с одной, ибо ты гусь". И этот лейтенант копает ямы вместе с другими гусями — из солдат. И это при молчаливом попустительстве комбата. Руководство интересует план работы, а не дисциплина. Трасса — она и есть трасса. На болотах или среди тайги, мехбат должен расчистить полосу отчуждения, насыпать полотно местным грунтом, затем балластом. После него пойдут быстрые узбачата путевого батальона с костыльными молотками, огромными винтовыми домкратами и греющими в любой мороз шпалоподбойками. Но об этом позже. На трассе батальон живет либо в палатках, либо в теплушках — это старые пассажирские вагоны, хорошо знакомые нам всем по военным фильмам. В одном конце вагона располагается печь. А вытяжная труба ее — в другом конце вагона. Между печью и трубой — через весь вагон, проходит так называемый "кардан" — стальная труба в полметра диаметром. Она и исполнят роль батареи. Изобретение просто замечательное, поскольку тепло не вылетает сразу на улицу, а условно-равномерно распределяется по вагону. Условно потому что сверху не продыхнуть, а снизу — лед лежит. Одним только плоха такая печка — стоит не топить ее полчаса, и в вагоне уже колотун. А посему заготавливать дрова и топить надо постоянно, без перекура. И без сна. Кочегаром при такой печке был наш знаменитый Юрочка. То есть знаменитого там особо и не было. Но личность примечательная. Представьте себе рахитичного пацана лет тринадцати, с вываленным пузом, вылупленными серыми глазами, светло-рыжего. Росту в нем, может, полтора метра, а может и все метр пятьдесят пять. Великан. В глазах выражение постоянной нехватки, походка чисто рахитичная, ковыляющая. Видимо, природа одарила его еще и врожденным вывихом. Одежда чмошная — то есть был Юрочка ротным задротом. А посему и работа у него такая была — в роте вечный дневальный и уборщик, на трассе — кочегар и опять же уборщик. Как, не знаю, но спать он пристрастился стоя на тумбочке и с открытыми глазами. Как то раз, зайдя в роту и пройдя мимо, заметил, что глаза его не движутся. Совсем. Такое впечатление производят глаза совершенно слепого человека. Подошел к нему, помахал рукой перед глазами. Никакого движения. Взял иголку в канцелярии. Подошел к Юрочке, медленно поднес иглу к глазу. Никакого движения. Медленно воткнул иглу ему в кончик носа — никакого эффекта! То есть человек в полной коме, но стоит на ногах и глаза открыты. И тут входит командир роты. "Смирно", выдыхает вмиг пробудившийся Юрочка. Я оторопело, с иголкой в руках, смотрю на ротного. Он смотрит на меня. Вызывают в канцелярию. Обсуждаем прикол. Принято решение — ротный выходит, одевает солдатскую шинель и шапку. Заходит в роту — Юрочка спит на страже. Выходим, ротный дает мне свою шинель — при входе Юрочка орёт: "Смирно". Дружный хохот в казарме. Вот тебе и условный рефлекс — на погоны.

Вообще говоря, быть вечным дневальным нелегко. Спать по два часа в сутки — сдуреть можно. На вторую неделю человек напоминает дурку — отключается в любой момент, а потом уже не помнит, что было до того.

Как то раз у одного из дембелей пропали часы. Обыскали все — не нашли. А тут заходит в роту лейтенант С. и ласково так говорит Юрочке — что у тебя в погоне? А у Юрочки в погоне шишка. В левом. Юрочка говорит — "Ничего", спокойно вытаскивает украденные часы из этого погона и засовывает в правый. На глазах у всех! Никогда не видел, чтобы так человека били. Лейтенант, в прыжке, кованным сапогом по хлебальнику. Юрочка отлетел метров на пять, не меньше, как тряпичная кукла. Другой бы месяца три пролежал бы в отделении челюстно-лицевой хирургии, а этот поднялся и снова встал на тумбочку.