Первым, что бросалось в глаза было то, что все окружающие меня предметы были выполнены в единой цветовой гамме, преимущественно белых и желтых оттенков (от бледно-золотистого, до янтарно-солнечного).
А повсеместные изображения небольшого приморского городка, где белые коробки старинных домов, увенчанные красной черепицей, карабкались по неуступчивой зелени скалистых склонов, наводили на мысль о теплом побережье далекой страны. Вроде Италии или Испании.
Однако, даже пришедшее ко мне понимание некоторых черт её натуры, не снимало проблемы. Ведь, даже самый солнечный характер, не отменял того факта, что расслабляться в компании столь проницательной особы было бы верхом легкомыслия. Поскольку чревато.
Тем временем, вернувшаяся из соседней комнаты Кларисса принесла угощение и, расставляя по столу причудливого вида лакомства (из которых мне был знаком только чай в чашечках), ненавязчиво предложила:
— Я не одобряю тяги молодежи к алкоголю, но если хочешь, то есть кое-что покрепче. У меня как раз сохранилась чудесная бутылочка домашнего вина, прямиком с моей родины. У вас подобного не купишь, — после чего заговорщицки подмигнула.
«А потом я сам не смогу объяснить, как оказался сверху и без штанов,» — подумал я, ограничившись вежливым:
— Благодарю, но вынужден отказаться, тем более, что я вообще не пью. — «Особенно в такой компании» — мысленно продолжил я.
Но та, ничуть не расстроившись, лучезарно улыбнулась на отказ, и, закончив расставлять принесённое, уселась напротив.
— Угощайся! — Щедро улыбнувшись, предложила она. Но я ограничился тем, что взял в руки чашку, не спеша, впрочем, дегустировать.
— Что-то не так, Ичика-сан? — Угадывая настроение собеседника, без затей спросили меня.
— Видите ли Кларисса-сан…
— Ой да ладно! Нет нужды в строгом протоколе, так что можно просто по имени — Клара. Или, если захочешь — Клара-тян.
— Хорошо, Клара. Скажу более, я искренне благодарен за угощение. Но может сразу к делу?
— К какому именно? — изображая непонимание, уточнила та.
— К тому самому, ради которого вы настроили мою сестру организовать встречу со мной. Вы ведь не будете отрицать, что это ваших рук дело?
Собеседница с готовностью кинула.
— Действительно, это я попросила Чифую-сан об одолжении, но неужели моя просьба показалась тебе столь чрезмерна, что ты теперь смотришь на меня как на врага?
— Ваша игра на чужих привязанностях не вызывает у меня одобрения, однако, этот вопрос я оставляю между вами двумя. А сейчас будьте добры ответить прямо — что вам нужно?
Спустя короткую паузу, та ответила встречным вопросом.
— Как по-твоему, Ичика, в чем состоит моя должность?
— Причем здесь это?
— А притом! Имея чёткое представление о моей роли в жизни академии, ты бы не спрашивал очевидное. Подумай, и ты сам всё поймешь.
Окинув взором невозмутимую интриганку, я прикинул как бы половчее ответить, но за время размышлений, глядя, как она поправляет манжет, обнаружился очередной любопытный факт. А конкретно — её аккуратный брючный костюм, имеющий неочевидный, но невероятно эффективный подвох. Рассчитанный, что характерно, исключительно на собеседников мужского пола.
О нет, ничего пошлого! В нем начисто отсутствовала примитивная вульгарность, вроде глубокого выреза декольте или полупрозрачности ткани. Хитрость заключалась в ином.
Тонкий белый материал (судя по всему шёлк) составляющий основу одеяния, при самом незначительном движении обрисовывал её целиком: каждую выпуклость, изгиб или впадинку. В плавных линиях шикарного тела угадывалось отсутствие белья, отчего взгляд так и прилипал к ее прелестям. Умно придумано. И ведь не предъявишь ничего, хотя все всё понимают.
Сохраняя невозмутимость, я выдал максимально нелицеприятную версию.
— Мне кажется, что вашей главной задачей является пригляд за учащимися, с отслеживанием особо «неблагонадёжных». Ну и отчет перед вышестоящими, само собой.
— Полагаешь, что я «звоню на чердак»? — использовав молодежный сленг, иронично уточнила психологиня.
— По-твоему, я должен поверить в «тайну исповеди»? — не остался в долгу я. — Или у меня есть причины полагать, что получаемая тобой информация не отправляется кому-то ещё?
Задумчиво поглядев на меня несколько долгих секунд, она с энтузиазмом предложила:
— Может, откровенность за откровенность?
— Кот в мешке не интересует, спасибо.
— Уверен?
«Особенно в том, что излишней доверчивостью я отродясь не страдал,» — но в ответ ограничился кивком.
Изобразив страдание от несправедливой обиды, она трагично изрекла.
— Как же горько, если на правду отвечают недоверием, — и наградила меня таким взглядом, после которого менее стойкие бросаются с заверениями в обратном.
Я же ограничился лёгкой ехидцей.
— Доверие это роскошь. А свои тайны, вслепую, раздают только дураки, — после чего ответил собеседнице ироничным взглядом (будто язык показал).
Но эта хитромудрая особа, мгновенно сменив проигрышную стратегию, тут же продемонстрировала истинную широту своих возможностей.
Достовернейше изобразив воплощение миролюбия, она, что называется, «утешила»: