Павлов Т. Основные вопросы эстетики. – М., 1952. – С. 86.
124
Резников Л.О. Гносеологические вопросы семиотики. – Л., 1964. – С. 96.
121
190
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
ощущения, и представления, и понятия человека. Так использовал
термин «образ» В.И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме»,
так применяют его наши философы и психологи. Когда же об «образе»
говорит эстетика, она имеет в виду художественный образ, который
является разновидностью «образа» как философско-гносеологической
категории. В чем же состоит своеобразие художественного образа?
Прежде всего, в том, что он всегда «закреплен» в конкретной, материальной, эстетически значимой и выразительной форме»125. Таким образом, оказывается, что специфику художественного образа составляет
как раз то, что принципиально не свойственно образу вообще. Пока образ не «закреплен», он не может считаться художественным, когда же
он соответствующим образом закрепляется, то перестает быть образом в гносеологическом смысле.
Мыслим только один способ представить художественный образ в
развитом выше понимании как частный случай образа в гносеологическом смысле: считать, что он в конечном счете также образ идеальный
(то есть наличествующий в сознании), а потому его обязательное материальное «закрепление», составляя его специфику, не препятствует
его принадлежности к понятию «образ». Но зачем тогда его «закрепление»? Единственно разумное объяснение – для передачи его во времени и в пространстве, другому или самому себе, то есть для целей
коммуникации. Однако это не специфично для искусства, передаче
подлежит любой образ, ибо человек познает не для себя, а в интересах
общества; результаты познания должны допускать их использование
другим, а следовательно, должны тем или иным образом выражаться
внешне, «закрепляться» в материальных образованиях. С этой целью
обществом выработан ряд специальных средств. В научном познании,
например, физические идеи, представляющие собой образы объективно существующих физических явлений, выражаются в словесных
формулировках, чертежах, математических выражениях.
Но здесь тот же Т.Павлов, который требовал, чтобы произведение
искусства было копией реального объекта, то есть его образом в гносеологическом смысле, решительно меняет подход к делу: «Слова,
чертежи, предметы, книги, означающие и выражающие наши идеи,
никогда не являются самими идеями, которые в качестве чего-то умственного, чего-то нематериального могут существовать и существуют
только в нашей голове, только в нашем сознании и, точнее, только как
содержание нашего сознания»126.
125
Каган М. О путях исследования специфики искусства // Вопросы эстетики. Вып. 3. –
М., 1960. – С. 82.
126
Павлов Т. Теория отражения. – М., 1949. – С. 127.
191
Л.А. ГРИФФЕН
Значит, материальное выражение идей не является образом в гносеологическом смысле; оно является только выражением образа, а не
самим образом. Почему же для «художественного образа» делается
исключение? Для него остается специфичной только «эстетически значимая форма», но это уже не определение, а тавтология. Таким образом, находясь на марксистской платформе считать искусство средством познания, а произведение искусства – образом в гносеологическом
смысле слова можно только ценой непоследовательности.
Совершенно иначе дело обстоит у Гегеля. Если Гегель считал искусство средством познания, то это ни в коей мере не противоречило исходным посылкам его гносеологии. Как верно отмечает Ю.Борев, у Гегеля в его «грандиозной и цельной системе художественный процесс
есть часть мирового процесса»127. У него искусство было средством познания абсолютной идеи абсолютной идеей, то есть по сути дела самопознанием, его ступенью, одним из его видов. Искусство, как и все сущее, было воплощением абсолютной идея. Оно не было чем-то внешним
по отношению к познающей себя через него абсолютной идее. У Гегеля
они однородны и относятся как честь к целому: «И эстетический субъект
и эстетический объект в его концепции духовны». Именно поэтому Гегель без малейшей непоследовательности мог считать искусство средством познания: «… и конкретная форма развития идеи (например, искусство) и сама творящая идея – это одна и та же абсолютная идеи. В конкретной форме идея познает самое себя, в том, что она породила, она
обнаруживает свою божественную сущность»128. Посредством своей
части абсолютная идея познает самое себя; осуществляя самопознание,
она отражает себя «внутри» себя самой – очень логично, если помимо
абсолютной идеи больше ничего и не существует.
Действительно, гегелевская абсолютная идея – это «абсолютный
субъект-объект, представляющий собой зараз всю природу и все человечество, – абсолютный дух»129. Поэтому абсолютная идея, будучи
объектом познания, в то же время является и субъектом познания, и
искусство принадлежит ей именно в этом качестве. Вскрывая сущность гегелевского идеализма, Маркс писал: «Суть дела в том, что
предмет сознания есть по Гегелю ничто иное, как самосознание, или
что предмет есть лишь опредмеченное самосознание»130. Поэтому
предметность искусства не выводит его из сферы сознания, из сферы