Проблема эстетического отношения

«Эстетика Гегеля и эстетическая мысль революционных демократов» (Сб. «Борьба идей

в эстетике». – С. 31).

141

Белинский В.Г. Полн. собр. соч. – Т. XI. – М., 1956. – С. 556.

142

Вообще говоря, любое мышление (человеческое, разумеется), есть «мышление в образах». Понятие – также своеобразный «образ», и основывается он, как и образ художественный (и любой другой) на ассоциативных связях. Разница между ними состоят только в том,

что в понятиях наблюдается стремление строго определить набор ассоциаций, жестко детерминировав связь «знак-значение». Образ же в собственном смысле слова («образный»)

«не может» и «не стремится» сделать это. Знак и значение в этом случае связаны на вероятностно-статистической основе. Образ представят собой как бы понятие, образующееся

на пересечении значения знака и множества вариантов интерпретации контекста.

143

Каган М.С. Лекции… – Ч. 2. – С. 131.

196

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

Итак, мы видим, что концепция Гегеля, исходя из раз принятых посылок, отличается исключительной логичностью. Именно этой логической стройности и не хватает сейчас концепции искусства как конкретно-чувственного способа познания, принятой многими нашими

эстетиками. Эта концепция не вытекает из методологических оснований марксистско-ленинской гносеологии и не может опираться на теорию отражения. Она привнесена в марксистскую эстетику из эстетики

Гегеля, построенной на совершенно других принципах.

3-4. О полифункциональности искусства

Вкратце мы рассмотрели некоторые, казавшиеся нам наиболее важными, аспекты самого распространенного определения искусства – определения его как формы (средства, способа) познания. Это рассмотрение представлялось нам тем более необходимым, что его элементы

присутствуют и в других определениях искусства, к рассмотрению которых мы теперь и переходам.

Существует еще один, подучивший в последнее время довольно широкое распространение, подход к вопросу об общественной роли искусства. Недостатки «гносеологического» истолкования искусства

становятся все более явными, и это изредка порождает стремление, не

порывая полностью с теорией искусства как средства познания, «исправить» ее слишком уж явные нелепости.

Согласно взглядам некоторых эстетиков искусство представляет собой полифункциональное явление. Так, например, Ю. Борев пишет:

«Цель искусства триедина: познание мира, воспитательное и эстетическое воздействие на человека»144. Мы уже рассматривали взгляды

Ю. Борева на искусство как средство познания тех сторон действительности, с которыми плохо справляется (труднодоступны!) наука. Но, как

видим, он не ограничивает функции искусства только познанием. «Воспитующее воздействие на людей – вторая сторона цели искусства, – пишет он. – Искусство формирует определенный строй чувств и мыслей

читателя, зрителя, слушателя, и в этом смысле оно почти (!) незаменимо

другими формами общественного сознания, хотя каждая из них также

оказывает воспитующее воздействие на человека… И, наконец, третья

сторона единой цели искусства – эстетическое воздействие»145. При

этом «огромное общественное значение эстетической функции искусства» состоит в том, что «искусство пробуждает в людях художников, то

есть творцов всех материальных и духовных ценностей, так как все они

144

145

Борев Ю. Введение в эстетику. – С. 141.

Там же. – С. 142.

197

Л.А. ГРИФФЕН

создают по законам красоты вещи не только полезные, но и прекрасные»146. Это «триединство» искусства, по Ю.Бореву, создает и специфический предмет искусства, а именно: «Предмет искусства появляется

как бы на пересечении объективных свойств окружающего мира и практических задач, которые ставит перед собой художник. Другими словами, предмет искусства – мир, взятый в свете познавательных, воспитательных и эстетических целей искусства»147.

Мы видим, таким образом, что искусство выполняет три функции,

по крайней мере две из которых в той или иной мере могут выполняться «другими формами общественного сознания». Только функция, которую автор называет эстетической, оказывается присущей исключительно искусству (во всяком случае, о его «конкурентах» в этом отношения он не упоминает). Так, может быть, именно в выполнении этой

функции, где уже не «почти», а полностью нечем заменить искусство,

и заключается его специфика, его сущность? Сделать такой вывод –

значит прямо отказаться от тезиса о «познавательной сущности» искусства, а на это Ю.Борев, видимо, не решается.

Примерно такую же мысль высказывает болгарский эстетик

А.Натев. По его мнению «специфика искусства заключается в диалектическом единстве его особенностей, их своеобразном «сплаве»«148.

Положение о полифункциональности искусства все чаще появляется –

в явном или неявном виде – в работах разных эстетиков. Но наиболее

последовательно и обстоятельно такую точку зрения защищает М. Каган, на работы которого при рассмотрении этого вопроса мы и будем в

основном ссылаться.

Согласно взглядам М. Кагана «у искусства оказывается не одна, а несколько взаимосвязанных функций: нести (!) людям знания о жизни,

формировать их отношение к действительности, развивать их душевную