Проблема эстетического отношения

как сформировать исходный эстетический образ, по отношению к которому и осуществляется эстетическая оценка? Но здесь важны два момента: вопервых, оценивается человек, а люди могут быть разними; вовторых, нельзя, с этой точки зрения считать искусством только то, что официально им признается; искусством наполнена вся наша жизнь,

каждый человек – в какой-то мере художник, уже хотя бы при осуществлении эстетической функции «обычного» языка. Но пока нет специальных претензий на статус художника, критерий иной. При наличии же таких претензий оценка может быть только положительной – иначе о произведении искусства не может быть и речи.

239

Л.А. ГРИФФЕН

потребностям общества как единого организма. В конечном итоге эти

качества являются показателем того, насколько художник «заменяет»

зрителя в оценке ценностных качеств действительности, и именно в

этом качестве становятся определителями художественности (= эстетической достоверности) произведения искусства.

Личность художника настолько неотделима от художественного

произведения, что существенную роль ее отражения в произведении

искусства вынуждены признавать даже те исследователи, которые в

основном упор делают на «отражение действительности» или другие

функции искусства. Это приводит их к выводу, что «искусство всегда

является и «портретом» реальной жизни, и «автопортретом» художника»242, или, выражаясь в современном стиле, что «произведение искусства является моделью двух объектов – явления действительности и

личности автора»243.

Однако отражение личности автора в художественном произведении –

не цель, а средство достижения действенности искусства. Когда же

средство превращается в цель, когда произведение создается не для

воздействия на общество в определенном направлении, а для «самовыражения» художника, тогда нет и условий для возникновения эстетического качества, так как теряется общественная ценность личности

автора – как раз то, что делает произведение искусства прекрасным.

Художник и нарциссизм – вещи несовместные.

В художественном произведении все характеризует своего создателя: и темы, которые он выбирает, и объект изображения (а он, вообще

говоря, не обязателен), и те акценты, которые он ставит, и применяемые средства, и то мастерство, с котором он ими пользуется. И все это

вместе объективизируется в эстетическом качестве художественного

произведения. Оценка при этом вовсе не носят абстрактный, абсолютный характер; она относительна. Современный рядовой живописец рисует лучше, чем это умели делать Чимабуэ или Рублев, но это не делает его произведения более прекрасными, чем работы этих замечательных мастеров Возрождения (что было бы неизбежно, если бы мы эстетически оценивали само произведение)244.

242

Каган М. Лекции… – Ч. 2. – С. 15.

Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике. – Уч. зап. ТГУ. – Вып. 160. – Тарту, 1964. – С. 133.

244

Заметим, кстати, что такой подход к делу лишает смысла саму постановку вопроса о

прогрессе в искусстве, затрагивающем его собственно эстетическую сущность. Прогресс

в искусстве, не имеющий отношения к степени его эстетического совершенства, может

считаться прогрессом чего угодно, кроме самого искусства: ведь эстетическое качество,

несомненно, характернейший признак произведения искусства. Но эстетическое качество произведения – выраженная в нем личность художника. Кто же может утверждать,

243

240

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

Художник в своем творчестве преодолевает множество препятствий, и

победа над ними в том числе характеризует его как личность. Достижения

других, которыми он неизбежно пользуется, – не его заслуга. Поэтому,

если он пользуется ими открыто, не сводит к их использованию свою деятельность, они эстетически индифферентны; если же с их помощью он

пытается достичь художественного эффекта, то это неизбежно вызывают

отрицательную реакцию – ведь такой «плагиат» также характеризует.

Стремясь достичь художественного эффекта, художник даже специально ограничивает себя, создавая трудности, как альпинист, порою

специально подымающийся к вершине горы именно с той ее стороны,

где склон круче. И делает он это с той же целью – для более полного

выявления своих человеческих (= общественно-полезных) качеств. В

этом смысле интересно отметить своеобразный примат (хотя бы исторический) поэзии перед прозой. Поэзия дает больше возможностей воздействия посредством демонстрации чувства слова, ритма, а также технического мастерства. Самоограничение художника дает ему возможность

полнее проявить соответствующие качества. И ответ на вопрос Салтыкова-Щедрина – зачем в поэзии ходить по канату, приседая на каждом

четвертом шагу? – известен давно: «… как голос, сжатый в узком канале

трубы, вырывается из нее более могучим и резким, так, мне кажется, и

наша мысль, будучи стеснена различными поэтическими размерами,

устремляется гораздо порывистее и потрясает меня с большей силой»245.

Действенность художественного произведения, как сила взрыва, зависит

не только от величины «заряда», но и от преодолеваемого сопротивления: «Мастер познается только в ограничении» (Гёте).