Здесь непонятно не только зачем понадобилась еще одна «форма»
оценки «состоятельности» и «несостоятельности» поступка, но, главное, каков критерий этой оценки. Наиболее логично считать критерием ту выгоду, которую поступок принесет мне как действующему лицу. И если выгоду для себя понимать не только в материальном, но и в
духовной смысле, то следовало бы за критерий принять наибольшую
суммарную пользу для людей, затрагиваемых данным поступком. Определив эту пользу при помощи рационального анализа, мы дадим и
оценку поступку. Такой наивный рационализм в свое время нашел воплощение в теории «разумного эгоизма», согласно которой человек
должен делать то, что ему выгодно (в изложенном выше понимании).
Относительная прогрессивность этой теории не отменяла ее беспо96
Бьярнасон Б. Почему мы поступаем так, а не иначе? // Вопросы философии. – 1960. –
№ 2. – С. 100.
Конечно, и «биологические» эмоции человека существенно отличаются от эмоций животных; хотя назначение их то же, они принимают «человеческую» форму, что связано с
их взаимодействием со сферой рациональнологического мышления и, главным образом,
с «социальными» эмоциями.
97
Дробницкий О.Г. Мир оживших предметов. – С. 262.
98
Литературное наследство. – М., 1965. – Т. 77. – С. 210.
97
59
Л.А. ГРИФФЕН
мощности в объяснении побудительных мотивов действия человека.
Возражая сторонникам теории «разумного эгоизма» Достоевский говорил: «Господи, какой плохой расчет с вашей стороны: да когда же
человек делал то, что ему выгодно? Да, не всегда ли, напротив, он делал то что ему нравилось, а не то, что ему выгодно, нередко сам видя
во все глаза, что ему это невыгодно»99.
Потому-то рациональная обработка даже всех сведений, необходимых для общественной оценки поступка (даже если бы она была возможна, а это, повторим, не так) еще не гарантировала бы сама по себе,
что человек будет поступать согласно этой оценке, а не так, «как ему
нравится», согласно своему «хотению».
Мы все время проводим аналогию (по функции) между эмоциями животного и человека. Однако не менее важно не упускать из виду и их
специфику, определяемую характером того целого, которое «охраняется» этими эмоциями. Мы видели, что специфика общества как «сверхорганизма» заключается в функциональной, а не структурной целостности.
Поэтому, если животное может эмоционально определить нужное действие на основе «оценки» среды, и эта оценка действительно в конечном
счете определяет прагматическое значение среды и действия для сохранения целостности, то у человека дело обстоит гораздо сложнее.
Среда, в которой действует, и которую соответственно оценивает
индивид, – это еще не та среда, в которой действует общество, и от
правильной оценки которой зависит его целостность. Поэтому оценка
посредством «социальных» эмоций лишь весьма опосредствованно отражает социальное значение среды. Выполняя только часть необходимых для общества действий, человек может и не представлять себе их
совокупного характера. Хорошо, если он в состоянии оценить место
своих действий в общем процессе, однако это в большинстве случаев
практически недостижимо: «действующие в истории многочисленные
отдельные стремления в большинстве случаев вызывают не те последствия, которые были желательны, а совсем другие, часто прямо противоположные тому, что имелось в виду»100.
Характер требуемых от человека действий, их место в общем процессе устанавливаются исторически под воздействием множества факторов. Общество требует, таким образом, от человека действий, общественный смысл которых для него не очевиден. Эти действия, как правило, дают только промежуточный результат, который сам по себе, без
соотнесения с действиями других людей (в пространстве и во времени)
может и не иметь смысла. Смысл же его во взаимодействии может
100
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 29 – С. 306-307.
60
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
быть настолько сложно усмотреть, что он практически не поддается
определению. Возникает противоречие: чтоб осуществлять целесообразные (в интересах общества) действия, человек должен видеть конечную их цель; и в то же время сложность общественных процессов
не позволяет ему в каждом конкретном случае ее увидеть.
Выход из этого положения может быть только один: промежуточный результат должен восприниматься человеком как цель. В процессе
общественного развития образуется сложная иерархическая система
промежуточных целей, вследствие чего общественный смысл действий
человека определяется уже не по отношению к конечной цели – сохранению общества, – а по отношение к какой-либо из промежуточных.
Такое положение возникает сразу же с возникновением общества. Уже
достаточно рано удовлетворение даже индивидуальных потребностей
опосредуется обществом, принимая форму разделения труда. Для удовлетворения потребности в пище человек может идти на охоту, но может
только изготовлять охотничьи орудия. Изготовление орудия становится
непосредственной целью, хотя достижение этой цели и не дает непосредственного удовлетворения первоначальной потребности. «Первобытный