Проблема эстетического отношения

чтобы сопоставив и проанализировав множество признаков, обнаружить эту сущность. Микромир так же трудно непосредственно подвергнуть созерцанию, как и внутренний мир человека. Но искусство в

его познании не требуется, и вовсе не потому только, что он материален, в то время как духовный мир не является материальным объектом.

Марксу удалось познать сущность стоимости, не прибегая к искусству,

несмотря на то, что в ней не было «ни грана вещества».

И, наконец, последнее замечание. По Хазину «живое кипение страстей», насколько можно судить, интересует нас не само по себе (во

всяком случае, не только само по себе), а как отражение «условий социального и биологического бытия человека». Зачем же здесь промежуточный этап? Не лучше ли эти условия изучать непосредственно?

Польза была бы значительно больше, и здесь было бы достаточно одной науки. А уж если изучать их отражение в психике, то для изучения

человека, а не наоборот.

А есть ли вообще такие области, в которых наука не могла бы выполнять всеобъемлющим образом свою роль средства познания? Да, история науки говорят о том, что не все стороны действительности, важные

для человека, были в то или иное время объектом научного исследования. Но история науки говорят также и о том, что сфера науки непрестанно расширяется, включая все новые области исследования, расширяется и углубляется изучение прежних. Расширение сферы науки сужает область веры, мистики, предрассудков, ошибочных представлений,

а не искусства. Если же мы будем считать, что искусство занимается

тем, о чем в настоящий момент по каким-либо причинам не может спра-

164

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

виться наука, то неизбежно придем к выводу о снижении роли искусства

по мере роста науки. Здесь нас уже с распростертыми объятиями поджидают любители поговорить о ненужности искусства в наш атомнокосмически-кибернетический век, о его «отставании» от науки, и о прочей подобной чепухе, не успевшие выговориться во время пресловутого

спора так называемых «физиков» с так называемыми «лириками».

Процесс ведется двумя разными, но неизбежно ведущими к выводу

о потере искусством своей общественной роли, методами. Один общеизвестен. Все математизируется и кибернетизируется, все становится

«точным» – такая зыбкая вещь как искусство не сможет найти себе

места в этом мире будущего. Ход примитивный и многократно критикованный. Но есть и другой: со ссылкой на Маркса, на его положение

о преодолении разрыва между науками о природе и науками о человеке, о единстве науки, центром которой станет человек. При этом, дескать, «исчезнет и противоречие между наукой и искусством, так как

научная деятельность все более пронизывается работой воображения,

фантазии, интуиции. До сих пор средствами искусства восполнялся

пробел в наших знаниях о личности и ее внутреннем мире. Обращение

науки к человеку как к центральной проблеме сделает необходимым

использование в научном мышлении средств и методов художественного познания мира»41. Наука чего-то не могла, а теперь может (или

сможет в будущем). А что касается искусства, до сих пор восполнявшего недостатки науки, то оно исчезнет, и только некоторые его методы ассимилируется наукой. Веселенькая перспектива!

Итак, нам не удалось обнаружить такую область действительности, по

отношению к которой искусство должно было бы или могло бы выполнять познавательную функцию. Но с вопросом об «искусстве как способе познания» мы еще не разделались. Некоторые философы считают,

что предметом познания в искусстве являются не отдельные области, но

вся действительность, только в своих особых свойствах, аспектах, сторонах, которые по тем или иным причинам не входят в компетенцию

науки, что «искусство и наука не только поразному отражают действительность, но и отличаются друг от друга по своему содержанию, т.е.

отражают различные стороны самой действительности». Например:

«Науке не присуща живописность, музыкальность, образность. Она,

следовательно, не отражает то живописное, музыкальное, образное, которое внутренне присуще самой действительности»42.

41

Волков Г. Человек для вещи или вещь для человека? // Литературная газета. – 1969. –

1 января.

42

Ойзерман Т.И. Искусство как самовыражение абсолютного в эстетике Гегеля // Борьба

идей в эстетике. – М., 1966. – С. 47, 46.

165

Л.А. ГРИФФЕН

Науке не присуще также тяжесть или влажность, но она с успехом

отражает эти свойства объектов. Но даже если оставить это обстоятельство в стороне, равно как и странное утверждение о наличии чегото «образного» в «самой действительности» – до и помимо отражения

ее человеком (а ведь образ – результат отражения и без него немыслим), все же остается неясным: а зачем, собственно, его, это самое

«живописное» или «музыкальное» (что бы все сие ни означало) отражать? Либо эти свойства действительности важны для формирования

программы деятельности (актуальной или потенциальной) человечества – тогда этим должна заняться наука, либо они не имеют значения в

этом отношении (предположим, что это возможно) – тогда зачем они

нам? Познание ради познания – это роскошь, которую человечество не