Проблема субъекта и объекта в немецкой классической и марксистской философии

Далее. Безусловно, многие «постсовременные» веяния в философии действительно свидетельствуют о кризисе. Но, думается, что даже пресловутый постмодернизм, при всем нашем негативном к нему отношении, все же нельзя считать интеллектуальной катастрофой или вовсе шизофренией11. Нравится исследователю постмодернизм или не нравится, но его задача дать не только критику этому направлению, но и посредством конкретно-исторического анализа вскрыть те бытийные (социальные, экономические, политические, культурные, интеллектуальные или даже психиатрические) условия, которые детерминировали появление столь экстравагантного философского направления. Каждая эпоха порождает соответствующее ей теоретическое осмысление, свой интеллектуальный, философский «портрет». И если современная эпоха глобализирующегося капитализма по-американски кажется «шизофренической» в своем внешнем обнаружении, то это означает, что постмодернизм, следуя своей имманентной «логике позднего капитализма» (Ф. Джеймисон), оказывается наиболее адекватным выражением этой эпохи12.

Но это не так. Конечно, постмодернизм отражает действительность, но он отражает только внешнюю видимость, которая сегодня обнаруживает себя в спонтанности, нелогичности, ацентричности. Но это, как говорил Маркс, всего лишь обманчивая поверхность вещей.

Задачей любой науки, в том числе и философии, взятой в ее научной, а не мировоззренческой составляющей, является экспликация закономерностей, по которым функционируют и развиваются явления той или иной бытийной области. Подобная экспликация a priori должна быть не простой дескрипцией явлений (чего, например, требуют феноменологи и посмодернисты), но переходом от феноменально обнаруживаемой сферы явлений к сфере сущности. Как нам представляется, именно современное ограничение философского анализа феноменологической областью поверхности явлений и их простой дескрипцией и является тем, что можно было бы назвать подлинным кризисом в философии: философия перестает быть научной в том совершенно простом смысле, что она не идет дальше явлений, не пробивается сквозь поверхность к сущностным условиям бытия, и тем самым становится поверхностной.

Эта поверхностность (пост)современного философствования детерминирует более глубинные и, соответственно, более трагические последствия для человеческого мышления вообще. Дело в том, что, как было указано выше, ранее философия была уделом немногих, большинство же влачило почти скотское неинтеллектуальное существование, что вполне было достаточным для тех способов производства, которые господствовали в мире до XIX–XX вв. В современных же условиях ситуация радикально изменилась. Сегодняшняя экономика передовых стран и производств требует образованных и мыслящих трудящихся и управленцев. В системе подготовки таковых философия выступает уже не столько в качестве мировоззрения или идеологии, сколько в качестве общей методологии и архитектоники мышления: культура философского мышления выступает как вообще культура мыслить.

Что же нам дает в этом отношении постмодернизм (понимаемый в самом широком смысле как современный антирационализм)? Будь он просто одним из маргинальных философских течений в современной мысли, то ничего страшного бы не произошло. Напротив, это даже свидетельствовало бы только о наличии действительного плюрализма. Но вот когда постмодернизм становится не только интеллектуальной «модой» современных «французских философов», но и академической программой преподавания философии в университетах, а значит, и в школах (когда выпускники университетов становятся школьными учителями), то тогда наступает катастрофа, существо которой можно сформулировать так.

Бессистемность постмодернистского мышления («постмодернистской чувственности»), проникая в методологию гуманитарных и общественных, а иногда и естественных наук, через систему образования транслирует постмодернистский дискурс в повседневное поведение и обыденное сознание. Индивиды начинают мыслить бессистемно в прямом соответствии с «хаосмосом» постмодернистской чувственности.