Сказав это, я в какой-то степени выдал то, что намеревался скрывать: желая лучше понимать внутреннюю жизнь газеты и разбираться в ее содержании, я провел несколько недель за чтением подшивки и изучил публикации за несколько лет, начиная приблизительно как раз с того времени, когда Крэбб озарил редакцию светом своего непревзойденного гения. Поступая так, я действовал, в сущности, как самый настоящий новичок, школяр, который готовится к урокам с чрезмерным усердием, желая задобрить учителя и получить от него высший балл. Поведение примерное, но неизменно вызывающее насмешки у людей, обладающих самостоятельным умом и склонных к иронизированию.
Однако Крэбб, к счастью, не обратил внимания на мое, в сущности, жалкое саморазоблачение. Он слишком был погружен в собственные мысли.
– Миссис Паттеридж? – переспросил он, нахмурившись.
– Да, домохозяйка из Нью-Хейвена, – торопливо подхватил я, – с которой произошла пренеприятнейшая история. Эта почтенная леди, судя по тому, что о ней писали, вовсе не обладала богатым воображением или склонностью к авантюрным похождениям. Большую часть жизни примерная домохозяйка занималась тем, что надзирала за прислугой, читала календарь и вышивала тамбуром узоры на носовых платках. Внезапно с ней произошла странная перемена. Это случилось, как уже было сказано, абсолютно безо всяких внешних причин. Пейшенс Паттеридж, сорока трех лет от роду, вдова, усердная прихожанка церкви Святого Иуды, со страшным скандалом выгнала свою повариху, миссис Джуди Додсон, которая прослужила у нее двадцать лет или около того. По словам миссис Паттеридж, Додсон насыпала перец в ее утренний чай. Обвинение выглядело исключительно нелепым, но еще более нелепо развивались дальнейшие события. Миссис Додсон была крайне возмущена обвинением хозяйки и, чтобы доказать, что ничего, кроме сахара и молока, она в чай не добавляла, выпила весь чай на глазах у миссис Паттеридж и горничной, Элси Уайт, которую призвали специально для этой цели. Миссис Паттеридж как будто немного успокоилась, но за обедом история повторилась, причем в гораздо большем масштабе (что и неудивительно: ведь за обедом подается больше блюд и они гораздо обильнее, нежели утренний чай). Суп отдавал горчицей, отчего миссис Паттеридж безудержно расчихалась, а что касается сливочного масла, то оно было, по ее словам, заменено сапожной ваксой. Теперь-то уж Додсон во всей красе проявила свое коварство!
Вне себя от гнева, миссис Паттеридж, обычно спокойная и сдержанная, запустила тарелкой с горячим супом в голову миссис Додсон, после чего та убежала из дома и обратилась за помощью в церковь. Преподобный Эйден Смит нашел ситуацию возмутительной, однако он, как и подобает пастырю-миротворцу, до последнего надеялся на то, что произошло какое-то недоразумение. Как мы знаем, под словом «недоразумение» в местах, подобных Нью-Хейвену, обычно скрываются самые различные вещи: от супружеской измены до кражи серебряных ложек. Иными словами, «недоразумением» можно назвать решительно все… Однако после общения с миссис Паттеридж преподобный как будто забыл об этом универсальном способе разрешать житейские трудности: он полностью изменил свое мнение касательно миссис Паттеридж и пришел к выводу, что почтенной леди овладел дьявол. Несколько иное представление о ситуации составил доктор Джонатан Крофтон, который обнаружил у миссис Паттеридж серьезное психическое расстройство. Причина этого расстройства, впрочем, осталась неизвестной.
Сама миссис Паттеридж плакала, раскаивалась в своем поведении и уверяла, что никогда бы не поступила с Додсон так сурово, если бы не «затмение», как она описала свое состояние. Додсон наотрез оказалась возвращаться к хозяйке, поскольку была оскорблена в своих лучших чувствах и к тому же опасалась за свою жизнь. Хуже всего было то, что после этого случая миссис Паттеридж утратила всякую возможность питаться нормальной человеческой пищей: любая еда вызывала у нее отвращение, поскольку на вкус оказывалась совершенно не тем, чем являлась. В конце концов Джонатан Крофтон дал остроумный совет: он предложил миссис Паттеридж заменить продукты тем, что они напоминали ей по вкусу. Так, вместо масла она мазала на хлеб сапожную ваксу и уверяла, что теперь чувствует вкус настоящего масла. То же происходило с перцем, горчицей и так далее.
Крэбб выслушал эту историю с живым интересом, показывавшим, что он, в отличие от меня, не счел нужным изучать подшивку газеты. Подобно многим одаренным людям, он отсчитывал сотворение мира от даты своего рождения, а работу редакции газеты – с момента своего блистательного появления в ней.
– Возможно, – выговорил он наконец. – Возможно, вы правы, и моя ситуация отчасти напоминает ту, в которой оказалась та несчастная женщина… Кстати, что с ней случилось потом? Исцелилась она от своего недуга или умерла?
– Я не нашел никаких дальнейших сведений о ней, – признал я.