Он живет в том же городе, что и я, но на другом конце его, так что мне пришлось потратить больше часа, чтобы добраться до его дома. Это было старое, недавно заново выкрашенное строение, прочное и хорошо сохранившееся, несмотря на то, некоторые его части все же нуждались в ремонте. И сам обитатель этого дома, мистер Мэтью Эдисон Чондлер, оказался ему под стать: старый, но прочный. Он вышел меня встречать и ожидал, стоя на лестнице под небольшой висячей крышей.
– Наконец-то! – закричал он, когда я вышел из автомобиля и остановился, прищурившись, чтобы прочитать номер на табличке дома.
При виде бегущего ко мне пожилого джентльмена я приподнял шляпу.
– Мистер Чондлер, полагаю? – сказал я. – Добрый вечер. Благодарю вас за внимание к моему довольно странному и, по мнению университетской профессуры, отнюдь не научному изысканию…
– Вздор! – закричал он, топнув ногой. – К чему повторять весь этот вздор? Абсолютно всем известно, что университет давно покрылся плесенью – ни одному камню новых познаний не разрушить ее плотную массу… Впрочем, прошу извинения за столь грубые высказывания. Рад вашему приезду. Мистер Энтони Галбрейт, я надеюсь? Нет ошибки?
– Вовсе нет, – улыбнулся я. – Вы абсолютно правы, профессор.
– Ну уж нет, никакой я не профессор! Ноги моей в их вроде как учебном заведении не будет! – заявил мистер Чондлер. – Я занимаюсь наукой совершенно свободно, и ни одна невежественная самовлюбленная личность не указывает мне, какие опыты ставить и какие трактаты принимать или не принимать на веру… Но скажите, как вы меня отыскали?
Я поежился. Мистер Чондлер спохватился:
– Да, конечно!.. Для чего же я держу вас на улице? Давайте войдем в дом и там спокойно поговорим в теплой комнате. Здесь ветер дует… Да, простите. Я был поражен вашим посланием, потому что оно в какой-то мере – хотя и с другого бока – подтверждает мои прежние научные изыскания. Собственно, те, после которых я утратил всякое желание иметь дело с так называемыми профессорами из так называемого университета. Надеюсь, вы его не заканчивали, так что я не наношу обиду вашему прекрасному юношескому воспоминанию.
– О нет, – ответил я. – Но вы правы: на улице становится холодно.
Он оценил мою деликатность и, впустив меня вперед, пошел сзади, время от времени натыкаясь на мою спину.
Мы вошли в дом, где повсюду горели небольшие лампы – все помещения были озарены мягким светом. Здесь действительно было тепло, и мистер Чондлер тотчас выставил на стол чашки с горячим чаем.
– Жду ваших объяснений! – объявил он с таким видом, словно речь шла о каких-то обычных человеческих делах, финансовых или семейных.
Я рассказал о том, как в Египте подхватил необъяснимую хворь, которую, вопреки всеобщим диагнозам, сумел исцелить странный с виду доктор. Ни один человек не слушал мое невероятное повествование с таким интересом и глубочайшим, взволнованным вниманием, как мистер Чондлер, который видел меня впервые и никогда прежде не бывал со мной знаком. Порой он прикрывал глаза, словно желал лучше представлять себе описываемые мной картины, и губы его беззвучно шевелились.
Когда я закончил говорить, он поднял веки и уставился на меня пристальным взором.
– Вы же не рассказали мне самого главного, – проговорил он. – Того, что не дает вам покоя и заставляет искать научного ответа на ваши психологические вопросы.
– Мой вопрос отнюдь не психологический, – вздохнул я. – Речь идет о фразе, которую я слышу постоянно. Я сумел ее записать – насколько наш алфавит в принципе в состоянии охватить эти невероятные звуки…
– Где запись? – едва не вскрикнул мистер Чондлер.
– Погодите, – остановил я его. – Я ведь не закончил…
– Вы принесли ее? – настаивал он.
– Принес.
Он успокоился тотчас же и снова уставился на меня внимательным взглядом.
– Продолжайте. Прошу прощения за мои выкрики, но вы слишком… слишком далеко зашли в этих изысканиях. Гораздо дальше, чем удавалось мне. Впрочем…
И он замолчал.
Я выдержал паузу и продолжил рассказ.
– Я уверен в том, что это разумная, содержащая некий смысл фраза, а не просто набор звуков, призванных кого-то устрашить. Уверен также в том, что этот язык либо существовал в далекие времена, еще до гибели Атлантиды, Лемурии, Пацифиды и других исчезнувших царств, либо же явился откуда-то из иных миров, быть может – иных планет или каких-то параллельных человечеству цивилизаций. Однако найти какой-либо способ понять, что означает фраза, невозможно, поскольку нет ни одного слова, которое можно было бы соотнести хоть с чем-то из известных нам цивилизаций.
– И вам, конечно, никто не верил, – сказал мистер Чондлер, вздыхая. – Что ж, я понимаю… Мне тоже никто не верит.
– Вы изучаете?.. – начал я вопрос.