После этого что-то изменилось – или во мне, или в сообществе этих существ. Между «крысами», в которых превратились останки первого владельца магазина, и «мышами» постоянно происходили схватки, и более мелкие чудовища, которых было гораздо больше, неизменно одерживали верх. А потом они взялись за меня.
Я отделывался от них едой – они грызли абсолютно все, от хлеба до книжек. Сам не знаю, почему я не уничтожал их. Вряд ли хотя бы одна особь из этих отвратительных получудовищ-полупаразитов имела что-то общее с человеком, который дал мне приют на ту единственную ночь, что доломала мою судьбу. И все же мне было жаль их. Возможно, я предполагал, что гибель предшествующего хозяина магазина означает близкое преображение следующего хозяина. Но, с другой стороны, погибну ли я, превратившись в очередную стаю отвратительных крошечных созданий, если не найду для себя преемника?
И что заставило Эдена Фишера так активно искать преемника? Стала ли жизнь для него совершенно невыносимой – так же, как невыносимым стало для меня нормальное человеческое бытие в Нью-Йорке, с нормальной работой и неназойливыми коллегами на работе? По всей видимости, именно так и произошло… А это означает, что и меня ждет подобная участь.
Однако действительно ли необходим поиск преемника? Или я рассыплюсь на какие-то фрагменты, когда придет срок, независимо от того, найду ли какого-то иного подходящего для «книжного магазина» человека? А может быть, я стану одним из тех, кто навещает меня с самого детства и бормочет странные, непонятные, почти неслышные слова?
Трехиглые колюшки
(Этот рассказ был опубликован в каком-то журнале биологической направленности, что явствовало из другой статьи, которую можно было прочесть на обороте последней страницы пачки листов, вырванных из журнала. Там было опубликовано начало большой заметки собственно о данной рыбной породе, где говорилось, что это более чем странное наименование –
Впрочем, и сочинителю рассказа, к которому он присоединил свои «научные» рассуждения, досталось немало язвительных высказываний, одно из которых гласило: «Самцы трехиглых колюшек никогда не подпускали к своим гнездам посторонних самцов и тщательно охраняли свое будущее потомство. Пренебрежение этой специфической особенностью данного вида живой природы определенно говорит о том, что автор рассказа владеет лишь крайне поверхностной информацией об описываемых персонажах и пренебрегает наиболее очевидной особенностью их существования».
Далее, однако, он слегка поменял гнев на милость и прибавил: «С другой стороны, даже такой примитивный взгляд на характерное поведение трехиглых колюшек пробуждает в читателе, пусть и весьма далеком от интереса к многообразной природной реальности, определенное любопытство к этому вопросу, требующему, впрочем, более подробного изучения».
После подобного заявления он перешел к критике уже не художественного сочинения, а научных работ, связанных с трехиглыми колюшками, и в его статье немало суровых осуждений досталось и различным исследователям!
Полная негодований статья неизвестного ругателя всего и всех была оборвана, поскольку дед определенно ею не заинтересовался: он сохранил лишь вымышленную историю, написанную
Кем приходился этот Коннор Эллингтон нашему семейству – и по сей день является для меня загадкой, но, впрочем, не существует ни малейшего сомнения в том, что изначально деда в первую очередь заинтересовала именно фамилия человека, написавшего эту «рыбью» историю. Имеется также вероятность, что автором текста все-таки являлся мой дед собственной персоной, по какой-либо причине решивший скрыть свое истинное имя под таким более чем странным «псевдонимом».
Несколько мест в этом рассказе были обведены толстым красным карандашом – очевидно, они имели какое-то особенное значение, которое, впрочем, так и осталось для меня неизвестным).