Он всегда оставался спокоен, но все так же ерошил шевелюру, стараясь вникнуть в самую суть вопроса. На столе Анны царил идеальный порядок, что бы ни случалось — Хон не подпускал фрейлин и сам следил, чтобы все предметы лежали «как надо». Он знал, каким пером она предпочитает пользоваться, на какой бумаге любит писать… И где должна стоять чернильница. И что «идеальный порядок» не всегда означает «отсутствие хаоса». А еще… сияющий взгляд обдавал такой нежностью и обожанием, что Анне зачастую становилось не по себе. Она чувствовала, как пылают щеки, и даже в прохладный день становилось жарко. Особенно, если недалеко находился Эйр. В слова Тайкана о любви рорага Анна так до конца и не поверила. Слишком хорошо врезались в память слова о дойной корове, которые Эйр обронил, думая, что она не понимает. И даже тот странный документ, что невесть как оказался в её спальне, не помог решить проблему. Инкубы родились из чувств людей, из их похоти, их страсти, низменных желаний… но не хотели это признавать. Анна их понимала. Она бы тоже отрицала такое пошлое.
— Так что там с покушением?
Эйр окаменел:
— Виновные до сих пор не пойманы, госпожа. Простите.
Он не стал добавлять, что не только не пойманы, но и вообще непонятно, кто это был. Одно выяснили — сариты оказались не причастны.
Судя по всему, в стране появилось какое-то движение, которому Наири очень не нравилось. Но они слишком хорошо заметали следы.
Эйр ходил к королю, просил помощи в расследовании. Но Наири это привело в ярость. Он выстоял тогда под розгами, даже не поморщился — что рорагу эти двести ударов. Но вспоминать, как стоял полуголый перед Анной, привязанный, беспомощный, не хотелось. К счастью, Наири тоже не вспоминала о наказании.
Но, словно издеваясь, приблизила к себе этого мальчишку! Каждый раз, заходя в кабинет или спальню для доклада, Эйр натыкался на Хона. И видел, как он смотрит на госпожу. А она словно купалась в этом сиянии, становилась совсем-совсем хрупкой, как тот золотистый фарфор, что привозят с юга.
Почему-то это злило. Но что приводило в ярость, так это собственное неравнодушие. И желание крушить все вокруг после такого зрелища.
Но в этот раз рядом с Наири не было ни Хона, ни Пата. Даже неизменный Тайкан куда-то делся.
Анна задумчиво стояла перед зеркалом. Плывущее отражение все же сумело передать произошедшие изменения. Напротив Анны, чуть замутненная бронзой, стояла уверенная женщина. Красивая. Настолько, что даже у мальчишки голова закружилась!
Но… правильно ли это? Позволить ему вздыхать, или отправить подальше, чтобы забыл, как наваждение…
В глубине отполированной пластины родилось движение. Анна не успела оглянуться — сильные руки обхватили плечи, разворачивая, и губы, требовательные, жесткие, впились в её рот.
Не ожидавшая такого напора Анна забилась, стараясь вырваться, заколотила руками по его груди и оцарапалась о нашивку. Боль, пусть и едва заметная, помогла прийти в себя. И узнать мужчину.
Поняв, кто перед ней, Анна опешила, и рораг немедленно этим воспользовался — его язык раздвинул губы, заставив открыть рот. Руки продолжали сжимать плечи, но уже не с такой силой. А как только сопротивление утихло, ладони скользнули ниже, сдвигая складки ткани на груди.
Анна скосила глаза — отражение в зеркале точно повторяло все их движения. В сумраке позднего вечера вокруг горели свечи, выхватывая целующиеся фигуры из тьмы. И, глядя на размытые силуэты, Анна вдруг поняла, чего была лишена всё это время: обычных чувств. Желания. Страсти. В первые годы замужества она летела домой, где ждал муж, и он целовались, забыв счет времени, а потом любили друг друга, где заставало желание. Но продолжалось это недолго… совсем недолго… До первой беременности.
Анна зажмурилась, а потом резко открыла глаза, боясь отвести взгляда от золотистых фигур в зеркале. Тело плавилось под горячими ладонями, и она сосредоточилась на ощущениях, боясь думать, вспоминать… Ловила отголоски былых эмоций и страстно желала их возрождения… И когда Эйр слишком сильно прикусил нижнюю губу, вскрикнула от неожиданности.
Это мгновенно отрезвило рорага.
Он отпрянул и рухнул на колени:
— Простите… простите…
Анна почти застонала от прерванных ласк, от холода, который охватил тело, стоило инкубу отстраниться. И, желая вернуть все обратно она опустилась на пол рядом с Эйром и уже сама впилась своими губами в его, кусала, посасывала… А потом, поняв, что мундир мешает прикасаться к телу, дернула ворот.
Пуговицы оказались пришиты крепко. Но Эйр тут же пришел на помощь. Рванул, и круглые капельки гербового металла заскакали по полу, исчезая во мраке.
Мундир оказался на полу, следом полетела рубашка… Анна не отрывалась от требовательных губ Эйра, но не позволяла ему перехватить инициативу. Даже когда почувствовала привкус крови — не остановилась, а укусила еще раз.
Пальцы скользили по шрамам, старым и новым. Гладкая кожа заводила, и Анна полоснула ногтями, почти чувствуя, как она покрывается красными полосами. А потом толкнула изо всех сил, опрокидывая инкуба на ковер.