Он поставил сумку на кровать рядом с ней, а она лишь молча сидела, не сводя с него глаз, пока — от избытка эмоций — не потянулась к его руке. Он отпрянул, и она, покраснев, посмотрела на содержимое сумки.
Боже… она так боялась собственных вещей. Особенно дневника.
Но оказалось, что это не так уж и страшно — вытащить свой любимый красный свитер, поднести его к лицу и вдохнуть аромат духов, которыми она пользовалась. И… да, щетка, ее щетка, та самая, которую она так любила — с широкой квадратной головкой и металлической щетиной. Она взяла шампунь, открыла крышку и вдохнула. Ааааах… «Biolage»[52]
. Совсем непохож на тот, которым ее заставлял пользоваться лессер.— Спасибо, — сказала она дрожащим голосом, беря в руки дневник. — Спасибо тебе большое.
Она погладила кожаную обложку дневника. Она не будет открывать его. Не сейчас. Но скоро…
Она подняла глаза на Зейдиста.
— Ты можешь… Ты можешь свозить меня домой?
— Да, могу.
— Я боюсь туда ехать, но, вероятно, должна.
— Просто скажи мне, когда решишь.
Собрав все свое мужество в кулак, она поняла, что пришло время сделать самый первый шаг на пути к возвращению в прежнюю жизнь.
— Сегодня вечером, когда сядет солнце. Я хочу поехать сегодня.
— Хорошо. Так и сделаем. — Он указал на поднос. — Теперь ешь.
Не обратив внимания на еду, она наблюдала за тем, как он вошел в гардеробную, чтобы разоружиться. Со своим оружием он обращался очень осторожно, тщательно проверял его, и ей стало интересно: где он был… что он делал. Хотя руки его были чистыми, на предплечье виднелась черная кровь.
Он убивал сегодня.
Наверное, она должна была чувствовать радость от того, что какого-то лессера не стало. Но когда Зейдист шел в ванную с парой спортивных брюк, переброшенных через руку, ее больше интересовало его здоровье и благополучие.
И еще… его тело. Он двигался как зверь, в лучшем понимании этого слова: скрытая сила заключалась в его плавных движениях. Сексуальное желание, шевельнувшееся в ней, когда она увидела его в первый раз, снова дало о себе знать. Она хотела его.
Когда дверь ванной захлопнулась, и послышался звук бегущей воды, она потерла глаза, решив, что, видимо, выжила из ума. Этот мужчина видел угрозу в простом прикосновении к своей руке. Неужели она, и правда, думает, что сможет разделить с ним постель?
Недовольная собой, она взглянула на еду. Это был цыпленок с травами, жареная картошка и кабачок. Стакан воды и бокал белого вина, два светло-зеленых яблока Грэнни Смит и кусок морковного пирога. Она взяла вилку и проткнула цыпленка. Она хотела съесть все, что было на подносе, только потому, что он оказался достаточно заботлив, чтобы принести это ей.
Когда Зейдист вышел из ванной в одних нейлоновых тренировочных штанах, она замерла и уставилась на него. Свет свечей отливал на кольцах в его сосках, падал на тугие мышцы рук и живота. Кроме шрама в форме звезды, обозначавшего его принадлежность к Братству, на обнаженной груди виднелась свежая царапина и синяк.
— Ты ранен?
Он подошел ближе и осмотрел тарелку.
— Ты мало съела.
Она не ответила, потому что взгляд ее опустился до выпирающих бедренных костей над низкой талией штанов. Боже… еще немного ниже, и она смогла бы увидеть все.
Внезапно она вспомнила, как он отчаянно пытался отмыть себя, думая, что он грязный. Сглотнув, она в очередной раз спросила себя, что же сделали с ним, каким сексуальным истязаниям подвергали? Желание к нему казалось… неуместным. Навязчивым. Хотя это и не меняло ее чувств.
— Я не очень голодна, — прошептала она.
Он подтолкнул поднос ближе к ней.
— Поешь в любом случае.
Когда она снова принялась за цыпленка, он взял оба зеленых яблока и ушел в другой конец комнаты. Откусил от одного, сел на пол, скрестив ноги и опустив глаза. Одна рука легла ладонью на живот, пока он жевал.
— Ты поел внизу? — Спросила она.
Он покачал головой, снова впиваясь зубами в яблоко: сочный хруст разнесся по комнате.
— Это весь твой ужин? — Он пожал плечами, и она пробормотала. — И ты приказываешь мне есть?
— Да, приказываю. Так почему бы тебе не вернуться к этому занятию, женщина?
— Тебе не нравится цыпленок?
— Мне не нравится еда. — Он не поднимал глаз, но голос его стал настойчивее. — Теперь ешь.
— Почему тебе не нравится еда?
— Не могу ей доверять. — Коротко ответил он. — Если ты не сделал ее сам и не можешь видеть ее целиком, откуда тебе знать, что в нее положили?
— С какой стати кто-то стал бы портить…
— Я разве не упоминал, как я не люблю разговоров?
— Ты поспишь сегодня со мной?
Она выпалила просьбу, решив, что лучше получить ответ сейчас, перед тем, как он окончательно закроется от нее.
Его брови чуть сдвинулись.
— Ты, правда, этого хочешь?
— Да, хочу.
— Тогда, да.
Пока он объедал яблоки, а она вычищала свою тарелку, в комнате стояла тишина: не совсем непринужденная, но напряжения в ней тоже не чувствовалось. Доев морковный пирог, она пошла в ванную, чтобы почистить зубы. Когда она вернулась, он приканчивал клыками последнее яблоко, выбирая оставшиеся кусочки мякоти.