— Лёха, пипец! Я оттудава еле ноги унёс. Мля, это жесть была! Ты сябе не прядставляешь. Я с армии стока пальбы не слыхал. Народ побяжал, меня подхватиласи. Усе оруть кругом, визжать, мля. Шум этот от машин этих, мля, это вообще шо-то с щем-то, это как будто тябе уши дрэлью высвярливають. А ещё вспышки эти — таки яркия, аж глаза на лоб лезуть. Закрывашь их, а всё равно святло, как днём. Открывашь — наоборот, ничяго уже не видишь, ёпть. Осляпило, пон
— А как тебя вообще туда угораздило попасть? Это ж километров с 10 отсюда, а то и больше.
— Эх… Решил я, Лёха, отсюду дёру дать, из ентой грёбаной Москвы. Взял с собою на пару луковиц и пару картох варёных… они сладкия таки, знашь, после морозов-то этих… С луком — самое то! — он опять засмеялся. — Это мож так и сахару в чай не лόжить… Ну, это, вышел я на шасé, — Серёга стал показывать рукой, — идусь, значить, ходью по этой по шасé, смякаюси, что ну хоть об забор9 до Бялорусского дойду, а тама, можа, на тяпловоз какой и сяду. Всё равно, куды ехати, Лёха, лишь бы от сих… Ну, идусь так, шибко идусь. А холод, собака, ещё шибче пробирати стал, так и бярёть за нутро, сука, так и бярёть. И ветер ещё, падла, такой холодный, аж лядяной, мля, аж бяда, могутов нету10. Ну, думаю, не дойду я, наверна, окочурюси прямо тута, прямо на дороге. А святло, знашь, я ж утром рванулси-то. Это ж как, думаю, обиднать, бял
Ропотов перебил его:
— А машины? Машины по Ленинградке ехали, когда ты шёл?
— Ну да, ехали, ня много их, но были. И грузовыя, и лягковушки. Но нябыстро, знашь, дорога-то под снегом ляжить. Его ж ня убираеть никто ни хера, мля… Я ещё шёл и думку смякал, ну сяйчас в этом снягу как налятить на меня кто-нить, и всё, кранты мне, отколупывай потом Сярёгу Клёпова с ряшетки… И тут, главное, слышу это: сзади, прямки на мяня едять шо-то большая такая. Мотор громко так стал гудети, всё громчей и громчей. Ну, думаю, усё! Аж зажмурилси. А это, прякинь ты, автобус был. Он рядом совсем со мною проязжаять, тормозяеть и впереди так станавливаеться. Дверь крываяться, и оттудава хлопец молодой такой ко мне, значит, бягить. Давай, крячить, до автобусу… Ну, я чо? Я и рад, а то, знашь, уже молитвы читать начал. Помог он мне, значит, хлопчик-то этот в автобус залезться, ну мы и поехались. А он мне, уж в том в автобусе, в ухо крячить: мы — на Твярскую, к мэрии. Будем, эта, власть к ответу призыватьси. Мол, с нами ещё люди, многу людёв. И ещё тама машины, автобусы тоже сзади едуть… сюды, значить, на Твярску. Давай и ты с нами, значить. Ну, я, эта, молчу, лежу тамась в проходе, отогреваюси трошки. И, это, лыблюси тока ямẏ и головою качаю, типа согласный я. Мне уже и правда, Лёха, по херу, кудась ехать-то, тока лишь бы, сука, с автобусу сразу не ссáжили. Вот так я и казалси тама, ядрён-ть.
— А обратно как оттуда?