Продавец “мини” и “макси” (The Sewing Machine Man)

– Не волнуйся, я вовсе не претендую на единоличное владение тобой… И твоим… мальчиком, – добавила она, игриво лизнув Фридриха. – Тем более, что купон отправила Хелен.

Я расхохотался.

– Вы и в самом деле верные подруги. Одна за всех, а все за одну. Но… э-ээ…

– Да, милый?

– Не могли бы вы назначать для встреч разные дни? – попросил я. – Я совершенно вымотался.

Глава двенадцатая

Вы только не подумайте, что и каждая последующая неделя была для меня столь же успешной, как первая. Что я продавал по десять машинок и оттрахивал по сорок семь дамочек в роскошных апартаментах. В действительности, у меня в лучшем случае выходило по восемь машинок и по двадцать три дамочки. Шутка! Ха-ха! На самом деле, если говорить серьезно, то выдавались недельки, когда мне приходилось совсем туго. Чтобы не докучать вам описанием утомительных подробностей, расскажу один случай с О’Нилом, после которого наши с ним отношения окончательно наладились.

К тому времени я уже работал в “Райтбае” около двух месяцев и дела мои в целом шли неплохо. В одну звездную неделю мне удалось продать четырнадцать машинок, а пару-тройку раз пришлось довольствоваться вообще пятью и даже четырьмя.

Как раз в конце той злополучной недели О’Нил зазвал меня в складское помещение и закрыл дверь.

– Сядь, сынок, – зловещим голосом произнес он.

Я сразу взвился на дыбы, поскольку ненавижу, когда меня называют сынком.

Он уселся на стул, укоризненно покачивая тыквой, как будто я описался.

– Что тобой происходит, сынок? – спросил он.

Я пожал плечами.

– Просто неудачная полоса.

– Что-то она слишком затянулась, – сказал О’Нил. – У всех остальных дела идут получше.

Он слегка приврал, потому что двое или трое ребят жаловались, что вообще не могут ничего продать. Они связывали это с внезапной жарой, обрушившейся на наш вечно сырой и окутанный туманом островок.

– Может, ты устал?

– Нет, не думаю…

– Порой продавец сам этого не замечает. Со стороны все-таки виднее.

Я уже понял, куда он гнет, и содрогнулся.

– Вот я и решил, что поезжу сегодня с тобой, чтобы понять, в чем дело.

Что мне оставалось делать? Спорить я не мог. По дороге О’Нил трещал, как сорока, вспоминая былые годы и бахвалясь своей удалью.

Когда мы приехали по первому адресу, О’Нил молодецки взбежал на крыльцо и забарабанил в дверь, идиотски улыбаясь. Бедняга, должно быть, думал, что выглядит приветливо и располагающе, тогда как на самом деле казался смертельно больным.

Дверь приоткрылась и наружу вынырнула испуганная физиономия – милая пожилая дама рискнула выглянуть, чтобы посмотреть, кто ломает её дверь.

– Доброе утро, мадам! – проревел О’Нил. – Мы из…

Черт побери, он и говорить решил за двоих!

Словом, этот клоун, выяснив, что у старушки имеется древний “зингер”, установил “мини” на стол и приготовился её включить, когда хозяйка вдруг прищурилась и воскликнула:

– О! Вспомнила! Мне сразу показалось, что я вас узнала. Вы ведь О’Нил, верно?

– Э-ээ… да, мадам.

Вид у него был такой, словно он наложил в штаны.

– Все правильно, – угрожающе прорычала старушка. – Два года назад вы вторглись в мой дом, пытаясь всучить мне огромную и чудовищно дорогую машинку. Сначала вы продали мне вот такую же малютку, а потом принялись юлить и вертеться ужом…

Короче говоря, она вышибла нас за дверь.

Я не раскрывал рта, пока мы не сели в машину. О’Нил попытался засмеяться и обратить случившееся в шутку, но рожа у него перекосилась.

Он брызгал слюной и вопил, что такое совпадение не случается и раз в тысячу лет, и что подобное уж безусловно никогда не повторится.

Я молчал.

Когда я высадил его у магазина, О’Нил сказал:

– Давай, врежь им, браток. Надеюсь, на следующей неделе ты наверстаешь упущенное.

Лишь отъехав подальше, я остановил машину и нахохотался всласть.

Должно быть, случай с О’Нилом настолько прибавил мне настроения, что на следующей неделе я продал одиннадцать машинок – и познакомился с Милли!

Это случилось во время игры в крикет. Игра шла, и мы выигрывали, когда, бросив мимолетный взгляд в сторону зрителей, которых собралось сотни четыре, я застыл, как завороженный.

Моим глазам представилось совершенно потрясающее видение в легком голубом платьице. У неё были ножки до самых подмышек, и сидела она так, что я мог видеть их почти до конца. Сделав над собой нечеловеческое усилие, я заставил себя чуть приподнять глаза, и увидел прехорошенькую мордашку.

Я настолько увлекся, что опомнился лишь тогда, когда мимо моего уха просвистел мяч и послышался выкрик:

– Проснись, дубина!

Зрители, пооткрывав пасти, радостно заулюлюкали.

Во время перерыва я протолкался в павильончик через толпу желающих промочить горло, и вдруг заметил свою нимфу в обществе – вы не поверите! Родни Хамильтона. Того самого Родни, который приличной девушке и в дурном сне не пригрезится. Плюгавый, от горшка два вершка, зубы торчат, как у кролика Банни, да и клюшкой-то толком взмахнуть не умеет.

Я по чистой случайности очутился рядом с ним.

– Привет, Родни! Ты здорово играешь!