Зеленые взгляды ангелов сквозили через лиловые облака, все больные цвета одновременно впивались в лоб. Она ничего не могла сделать. Не могла сдвинуться с места. Давала себя истощать. Не могла терпеть этот мир. Не находила с ним контакта. Шарила рукой – ничего.
Внутри росло и распускалось время, и Су видела приближающуюся ночь – и не могла так быть, видела сменяющиеся осень, зиму, весну, лето, осень, зиму, сколько можно – сколько нужно, видела все подряд, со всеми подробностями, до самого конца.
Лиловые облака становились серыми, выдыхали с облегчением. Не хотела ничего. Радости – то, что раньше так расценивала, – не имели смысла: будь то музыка, любовь, близость, закаты, купание в паркой воде. Ничего. Желание – любое – представлялось мучительным ожиданием – как гнущийся металлический брусок. Нет причины жаждать, нет причины избегать, отсутствие желаний не дает легкости, но делает ожидание еще более вязким.
Вся жизнь, все прошлое – нарыв под тонким слоем здоровой кожи, нарыв, который держался под контролем ежедневной дозой антибиотиков и обезболивающих, пока не кончились таблетки, и вот его прорвало – и эта нормальная жизнь, это ежедневное притворство выходит гноем.
Как магнитом, сильно потянуло вверх, но подняло только на несколько сантиметров над шезлонгом, сковало, потянуло сильнее и с силой отшвырнуло вниз. Спина ударилась о пластмассу.
Уходит. Темнеет. Лучше заснуть или хотя бы впасть в полудрему. Тогда легче. Если облака уйдут и выйдет луна – свет промоет рану. Может, даже продезинфицирует. Но никаких прогнозов. Никаких гарантий. Никаких желаний. Спать.
Настала тьма, полная звезд. Сузанне все лежала, дышала, слушая, как воздух проходит сквозь горло, бронхи, попадает в легкие и быстро выходит обратно – сквозь горло, через рот. Вот так, все. Звезды заклевывают. Бессмертная душа или что это было – сгорело.
Тело. Оно осталось. Оно может любить. Оно – знающее боль – может жалеть. Оно может радоваться, печалиться, может думать, потому что мозг – это часть тела. Оно может танцевать и привязываться к другому телу. Оно может петь. Расцветать, увядать, стареть, уменьшаться, умирать. Но жить.
Заметка в городской газете:
После этой будоражащей новости журналист успокаивал:
Наконец собралась съездить туда. Прежде всего нужно было выдержать время, чтобы случай забылся, потом нужно было найти в себе решимость, но в конце концов Су поехала – сначала на автобусе, потом на метро, потом снова на автобусе. Клиника находилась за городом.
Она волновалась, когда представлялась в регистратуре и спрашивала, можно ли ей увидеться с Керстин Зайтинг. Одетая в белое женщина за стеклом поинтересовалась:
– А вы кто ей?
– Подруга.
– Ее родные просили посторонних не пускать. Назовите-ка ее дату рождения?
– Родные?
– Да, родители и сестра. Поговорите с ними.
Проходящая мимо толстая медсестра, кивнув администраторше, обратилась к Су по-русски (безошибочно идентифицировала акцент):