Продолжая движение поездов

Много спала – дожди помогали не просыпаться. Во сне во́ды тянутся, стелются. Сначала это море, в нем есть рыбы и осьминоги, волны и водоросли, оно лежит на круглой земле, но чем дальше, тем больше это – просто вода, без планеты, без окончания, без разницы и без живых организмов – прозрачная вода, и все. И чем дальше вода, тем меньше разницы, тем спокойнее жить и яснее: цели не достичь не потому, что это слишком сложно, а потому, что цели никогда не существовало в дистиллированной воде, по поверхности которой в ровном ритме ударяют капли дистиллированного дождя, хотя нет ни верха, ни низа, ни права, ни лева, ни ошибок, ни смыслов.

Шершавая рука с длинными пальцами – слегка выпирающими суставами, с плохо обрезанными ногтями прикасается к воде, нарушая ее безмятежность.

Сузанне закричала.

– Ты!..

– Эй, ты что, спокойно!

– Извини, я не хотела тебя ударить. Но кто так будит. Я спала!

Ей стало неловко за расползающееся по его лицу красное пятно от удара.

– Я заметил, – сказал Патрик. – У тебя дверь в доме нараспашку. Дождь хлещет. Я уже думал, тебя обворовали.

– Я просто спала.

– Три часа дня!

– Можно подумать, ты никогда не спишь в три часа дня. Ну, ночью не выспалась…

– Сейчас – никогда. У меня работа. Не то, что прежде, но у меня стабильная работа с социальной страховкой.

– Тогда чего у тебя такие ужасные ногти? У тебя раньше были аккуратные, у тебя были мягкие руки, а теперь что?

– Теперь другой статус. На свои посмотри.

Сузанне посмотрела. Ее ногти были длинными, как у фотомодели, но бесформенными. Когда стригла их в последний раз?

– Почему ты приехал, если у тебя работа?

– Я в здешних краях проездом был. Звонил тебе, но ты не отвечала. Как обычно. Кстати, сегодня суббота.

– А какой месяц?

– Девятое октября.

Сузанне притянула его к себе, он положил руку на ее грудь, укрытую желтоватым кружевом ночной рубашки Смаранды.

Теперь все было не так, как в прошлом году. Он ничего не ждал от нее, она ничего не ждала от него, все будто решалось за них и происходило само по себе, как волны в прибое.

Когда они лежали после любви, Су сказала:

– Вот у тебя есть день рождения – я не знаю, когда, но это не важно. А ты помнишь, почему именно этот день выбрал? Как ты решил родиться?

Патрик засмеялся, и она, после секунды молчания, засмеялась вместе с ним, а потом сказала:

– Давай уедем куда-нибудь. В какую-нибудь еще другую страну.

– Какую еще страну?

– Я думала вернуться в родной город. У меня, правда, больше нет гражданства, но виза не нужна. Поехали со мной.

– Это в какой, там, где война сейчас?

– Там не может быть войны, – засмеялась она.

– Уже третий год. Ты вообще никогда новости не смотришь? Там что-то типа самостоятельной республики… Я подробностей не помню.

Сузанне покачала головой, не поверила, но сказала:

– Тогда можно туда, где меня нашли. К Чернобылю. Мне никогда это все – авария и так далее – интересно не было, и не была я там никогда, а теперь хочется съездить. Я бы там по лесу погуляла. Это ведь не в самой зоне.

– Еще лучше, – засмеялся Патрик, – у тебя одно предложение лучше другого.

– Останешься жить у меня?

– Мне в понедельник на работу.

Сузанне, раскрыв его ладонь, водила указательным пальцем по шраму, Патрику это было неприятно, он встал с кровати и предложил сварить кофе. Он помнил, где у нее кофеварка.

– Почему бы и нет… Почему нет… – пробормотала Сузанне.

Она не могла представить себе войну во дворе пятиэтажки, в которой по-прежнему существовала их с бабушкой квартира. Там жили сейчас эти… смутно помнила покупателей: невысокая бесцветная женщина с коляской, очень деловой мужчина, оба с недовольными минами, хотя чего им быть недовольными – пять штук, сейчас те цены даже смешно вспоминать. Ребенок сейчас должен быть старшеклассником. Вдруг испугалась до паники: все ли живы?

Следующим утром, спустившись на свежий запах кофе, удобно устроившись на стуле в своей кружевной (уже привыкла к ней – найденной в гостевой комнате) ночнушке, сказала:

– Ты знаешь, Патрик, я думаю, мы могли бы быть парой.

Он, похоже, не услышал, и она повторила:

– Странная мысль, она мне не могла прийти в голову, но вот пришла, и мне самой странно: я думаю, мы могли бы быть парой. По-настоящему: жить вместе.

На этот раз Патрик хмыкнул.

– Почему ты смеешься?

– Потому что мне позарез нужно было услышать это в декабре прошлого года.

– Да?

– А ты не замечала? Все равно, это не было здоровое желание. В терапии все раскрылось. Такие – позарез – желания вообще не бывают здоровыми.

– А сейчас?

– А как же твоя большая любовь? Не списались с ним?

– Он уехал с Катей.

Патрик кивнул, будто знал, кто такая Катя. И ответил:

– Сейчас я наконец устроился на нормальную работу. Так что сегодня вечером уезжаю, к сожалению.

– Ну да…

Не думала, что ее голос звучит слишком разочарованно. Может быть, наоборот, в нем облегчение, продолжение погружения в воду, через которую потом…

Но он ответил с искренней заботой (похоже, они все-таки становились чем-то вроде настоящих друзей):