– Су, тебе тоже надо работать! Ты должна найти себе нормальную работу – не то, что было, не удаленную. А нормальную. С офисом. Чтобы у твоего дня была структура: это только кажется, что по будильнику вставать сложно, на самом деле сложно и без будильника – видишь, что с тобой происходило. День, а ты в постели. Должен быть распорядок дня, должны быть какие-то рамки для жизни, какой-то стабильный круг общения. Все это дает основу. Тебе станет легче жить, ты сама увидишь!
– Но я ничего больше не умею, – пожала плечами она. – Кроме моих текстов. А писать тексты, боюсь, я потеряла возможность. Вместе с бессмертной душой… это я так называю. Со своей другой природой.
Патрик смотрел на нее в упор, немного испуганно – будто они об этом не говорили.
– Не обращай внимания, я шучу!
Усмехнулся.
– Ты знаешь языки, ты могла бы быть переводчиком.
– Для этого тоже нужны какие-то дипломы… я думаю… Да ты не волнуйся, у меня все в порядке. Я семь лет работала без отпуска – могу теперь отдохнуть. Деньги кончатся, тогда волей-неволей придется искать.
Нет, она не была расстроена отказом – она знала, что Патрик еще напишет ей, или приедет, или она приедет к нему. Но удивлялась себе. Что значит «быть парой»?
Полицию встречала в кофте, накинутой поверх ночной рубашки Смаранды. Даже мелькнула мысль, что ее сейчас обвинят в воровстве у бедной румынки – если, конечно, Смаранда на самом деле была румынкой, а не купила паспорт. Но речь шла о другой знакомой, о Керстин. Сузанне спросонья не поняла, в чем дело, и только когда налила себе кофе (полицейские отказались, она извинилась, объяснив, что спала), смогла сложить картинку: Керстин снова исчезла из лечебницы. Сузанне домыслила, что все двери остались запертыми, что видеорегистраторы (если там такие есть) ничего не зафиксировали. Ее вторая беседа с полицией за полгода (первая была после смерти Шурца), прямо роковая красавица…
Полицейские – молодая симпатичная женщина и мужчина средних лет – были другие и, кажется, не воспринимали историю с побегом всерьез: преступления большого тут не было, пациентка уже сбегала и возвращалась, опасности не представляла. Но работница регистратуры, заразившаяся от пациентов параноидальной подозрительностью, записала имя и фамилию Су.
И вот теперь, в кофте поверх ночнушки (она не просила позволения переодеться и вела себя так уверенно, что ей и не предложили), с чашкой (извините) кофе лихорадочно выдумывала, зачем она ездила в психиатрическую клинику летом. Полицейские почти выдумывали вместе с ней и регулярно подсказывали слова. Да, она прочитала заметку в газете. И решила, что это ее давняя знакомая, с которой потерялась связь. Прониклась состраданием. Захотела навестить в больнице. Купила фрукты. Да, не пустили. И вообще потом нашла ту Керстин – это совсем другая Керстин, у правильной Керстин все в порядке, никаких психозов. Нет, эту Керстин, как выяснилось, она не знает, хорошо, что не впустили, что бы делала с чужой сумасшедшей? И уж тем более не имела и не имеет с ней никакой связи. И не знает, как выглядит. На это ей показали фотографию. Фото было ужасно – измученная худая женщина, темные (а не светлые) волосы, пустые глаза. И тем не менее это была Керстин. Сердце вдруг заболело.
– Вы не знаете, эта женщина, настоящая, ну, сумасшедшая Керстин, – она родная у своих родителей или приемная?
Оба полицейских посмотрели на Сузанне с удивлением.
– Мы не имеем права разглашать такие данные, – сказал наконец мужчина.
Повисла тишина. Он не спросил, зачем Сузанне эта информация о совершенно не знакомом ей человеке. Но она сочла нужным придумать оправдание.
– Знаете, Шурц, – сказала она, – прежний хозяин этого дома, мой хороший друг – он умер, к сожалению, тогда тоже полиция приходила, так вот, он занимался исследованием про усыновленных. Их психические расстройства. Меня ведь тоже не родная бабушка воспитывала. Так что вы извините. Я не должна была спрашивать.
Но полицейские ее и не дослушали, женщина уже показывала мужчине что-то в блокноте, и они о чем-то – кажется, не связанном ни с Керстин, ни с Сузанне, – шептались. С ложной внимательностью поблагодарили Су за сотрудничество и попрощались. Она их – даже глупым вопросом – не заинтересовала. Спешка. Другие дела. Когда провожала их, смотрела на пистолеты на бедрах – сначала у нее (женщина вышла первой), потом у него.