– Ребенок не ваш миссис Батлер, напрасно вы надеялись заполучить отпрыска знатнейшего рода Кавосов, – бодро оповестила она. – Удивительно, как ваш муж избежал сетей этой Мессалины.
– Думаю, что не избежал, в письме изложены такие подробности…
– Мало ли что можно написать по злобе? Про ребенка неправда, значит и все остальное – ложь.
– Этот человек знал, что Ретт не дома, и мне не просто проверить, где он находится. Я и сейчас не знаю, на прииске он или где-нибудь в Италии.
– Разве Батлер не писал тебе?
– Писал, правда, первое письмо пришло не сразу, месяца через полтора после отъезда, через пару недель – второе, а потом письма стали приходить часто. Вот это время он и был с Дианой: март, апрель. Что посоветуешь, разумница, как мне вести себя?
– Так, как будто ничего не произошло. А на следующий год поезжай с ним.
– На шахты? Где там жить?
– Ведь жила же где-то Диана, – произнесла Адель и поняла, что выдала себя.
Скарлетт сумела сделать вид, что не заметила ее оплошности, и скрыла от подруги, как горько ей слышать об измене мужа.
– Значит, Ханна подтвердила, что Диана была любовницей Ретта, – догадалась она. Несколько мгновений ей понадобилось, чтобы взять себя в руки и предложить почти спокойным голосом вызвать к родам ее отца.
В июле Диана родила мальчика. Он появился в больших муках, но был довольно крепкий. Мать даже не хотела взглянуть на ребенка:
– Запиши на свою фамилию, отец, тебе придется его растить.
Так появился Джордж Артур Телфорд – младший.
– Больше детей у нее не будет, – сказал доктор мистеру Телфорду.
Дед был очень рад внуку и ни о чем не спрашивал дочь, она была еще слишком слаба. Ханна тоже ничего не рассказывала, ни о том, как они оказались в Париже, ни о том, где собираются жить дальше, и почему с ними нет мистера Локарта. Она с удовольствием занималась ребенком и надеялась, что ей позволят быть его няней.
Отец предложил дочери переехать в Лондон в родовое гнездо, но она наотрез отказалась. Тогда он снял для нее небольшую удобную квартиру и решил остаться с нею до весны, сообщив об этом Розмари.
В начале августа Скарлетт с Уэйдом покинули Европу. Уэйд уже два года готовился с частными учителями, он изучил все необходимые дисциплины и был зачислен в Гарвардский университет.
Учиться в Гарварде означало вступить в круг избранных, в общество отпрысков влиятельных семей. Его отчим не принадлежал к тем, кто распоряжается судьбами страны, но в своем штате был достаточно заметной фигурой, и Уэйд не стал здесь чужаком.
Анри, быстренько закончив заказные работы, уехал с ними.
– Еще раз провожать твой пароход у меня нет сил, – объяснил он любимой свой поступок.
От Бостона уже вдвоем они отправились на пароходе в Саванну, где решили провести зиму вместе. Она не хотела больше отказываться от своей любви. Ненадолго посетив Атланту, Скарлет забрала младших детей с собой.
– Милая Люсьена, не хочу бередить душу ни тебе, ни себе рассказом, почему уезжаю, – сказала она на прощание. – Для всех причина одна – мой дед хочет, чтобы я жила в Саванне. На самом деле все гораздо сложнее, думаю, мы еще будем жить вместе, только не знаю где.
Таллиони остались в Атланте, Луиджи занимался магазином, а теперь, в отсутствие мистера Телфорда, и отелем вместе с его молодой женой. Мисс Хейуорт тоже осталась в доме. Как ни раздражала она миссис Батлер, но доводы рассудка победили: Элла не захотела расстаться со Сьюзи, и обе они привыкли к учительнице.
В доме старого Робийяра опять стало шумно, весело, зазвучала французская речь. Дед еще был в твердой памяти и радовался их присутствию. Если бы не Джаннина, вряд ли он прожил бы столько лет.
X
Осенью, когда Ретт вернулся домой, он не нашел ни жены, ни детей.
– Да сколько ж можно? Неужели я не заслужил спокойной жизни? – вспылил он. – Надоело чувствовать себя виноватым, пусть живет, как хочет.
Теперь он каждый вечер сидел допоздна в баре, наслаждаясь свободой. И как-то, возвращаясь сильно навеселе, наткнулся на Элис. Он недвусмысленно прижал ее сначала в коридоре, а потом уже более обстоятельно в ее комнате.
– Что я делаю? – мелькнуло в пьяной голове, – не хватало еще слез о погубленной чести.
Но слез не было, и невинности тоже. Он почувствовал лишь стосковавшуюся по мужской ласке женщину.
– Опять вляпался, старый дурак, еще хотел жениться на ней, – ругал себя Батлер утром. – Кто бы мог подумать? Сама добродетель! Чуть что, сразу и смутится. Все они такие, притворщицы, смотрят невинными глазками, а сами шлюхи, никому верить нельзя!
Элис тоже была разочарована, Батлер приходил чаще всего навеселе, был груб, никогда не оставался на ночь и не приглашал ее в свою спальню. Это так не соответствовало ее представлениям о нем, и тому, как он относился к ней прежде. Теперь он не испытывал к ней почтения, и всячески подчеркивал, что их связывают лишь некоторые физиологические потребности.
– Что ж, пусть будет хотя бы так! – решила Элис, но все-таки хотелось узнать, почему он так к ней переменился? – Неужели его расположение в течение многих лет превратилось в ничто от того, что она не сохранила девственность?