Продолжение легенды

Борегар Уилкс уж точно был не в свою родню, он единственный из подрастающего поколения напоминал прежних лихих парней, мог выпить и не опьянеть, приволокнуться за красивой девушкой, не оплошать ни в драке, ни в седле, ни за карточным столом. Уже сейчас не одно сердце в Атланте тайно вздыхало о нем.

За разговорами время бежало незаметно, пора было отдохнуть перед вечером, но все еще слышались слова: «А помните, девочки…» Они испытывали сейчас не просто дружеские, родственные чувства, и так много было всего, что хотелось вспомнить и рассказать подругам.

– Все равно, девочки, сейчас лучше, чем было тогда, мы можем больше себе позволить, чем наши матери, – заключила Камилла, – вот и платья у нас цветные, красивые, и выглядим мы моложе, чем они тогда. Конечно, нам не приходится ведь так работать, у нас не сотня негров, и пока не восемь детей. И мужья у нас хорошие, непьющие, не драчуны, к нам прислушиваются, вон Батлер ради жены горы свернул.

Посочувствовав всей душой своим любимым мамам, леди пошли переодеваться.

Мужчины тоже что-то горячо обсуждали, конечно, это были не военные задачи, но не менее важные – как выжить в современной жизни. Все ждали новостей от Дормонда и советов Батлера.

Ретт не принадлежал к числу тех, о чьем состоянии и земельных угодьях говорили, подняв к небу глаза, но имел достаток и пользовался влиянием в своем штате. Его происхождение давало право претендовать на высший для Америки аристократизм. Связи с Европой, участие в достаточно масштабных сделках, опыт морской торговли ставили его в ряд старожилов, уверенных в себе. Он твердо знал, что власть прочно сосредоточилась в кирпичных особняках городов Северо – Востока. И хотя еще манили просторы по обе стороны Скалистых гор, и сохранялась наивная вера в землю, плуг, и добросовестного пахаря, Америка фермеров становилась Америкой железных дорог, проникнутой духом безбрежного предпринимательства.

– Надо создавать какое-то промышленное предприятие, одним хлопком мы не обойдемся, – изрек Батлер.

XIX

Бал открыли большой кадрилью, которую повели Кэтлин и Эшли. Для юных пар эта кадриль оказалась пророческой, пройдут годы, и соседи породнятся. А пока юноши и девушки стояли напротив: Элла и Джо Фонтейн, Сьюзи и Фрэнк, Кэро Бентин и Томми Тарлтон. Пришлось и маленьким девочкам, принять участие в кадрили, как на уроках танцев: Уэйд и Мари, Бо и Катрин, Лаф Манро и Кэтлин младшая.

Старшее поколение не отставало от молодежи: сеньор Джакомо пригласил мисс Беатрису, Эван Манро – миссис Бентин, замужние дамы танцевали со своими мужьями. Уилл почти не хромал, мог бы и танцевать, кабы умел – Джакомо привез ему новый, прямо волшебный, протез.

Все вроде были довольны, как вдруг появился Рен, размазывая слезы, ему не хватило партнерши для танцев. Ретт взял его на руки.

– Ах, ты мой ангелочек, сейчас мы тебе найдем самую лучшую партнершу, настоящую принцессу.

Ею оказалась четырехлетняя дочка Камиллы. Это была самая красивая пара на балу, никого не оставившая равнодушным – принц в синих бархатных штанишках и белой рубашечке с жабо и златокудрая принцесса в розовом кружевном платьице, с серыми, как у отца, глазами. Все любовались малышами, они хоть и не попадали в такт, но так радостно следовали за взрослыми, да еще успевали выполнять некоторые фигуры.

– Он всегда так мягок с Рене? – тихо спросил Анри, наклонившись к сестре.

– Да, – засмеялась Скарлетт, – только не ревнуй его к сыну, ведь он единственный из детей, кто напоминает ему Бонни.

– Ты, знаешь, я не устаю восхищаться твоим мужем, и рад, что Рене остался у вас, у него есть семья, братья и сестры. Мистер Ретт прав – семью разрушать нельзя. Надеюсь, я сумею сюда вписаться.

– Как мистер Тургенев?

– Почему бы и нет. Двенадцать Дубов – лучшее место на земле.

– Я хочу, чтобы ты женился, обрел свое счастье.

– Мое счастье сидит сейчас рядом со мной, и другого мне не надо. Вы моя единственная семья, вас я люблю больше всех на свете.

Анри нежно накрыл своей рукой ее руку, что не ускользнуло от внимательного взгляда Эшли. Художник произвел на него такое же ошеломляющее впечатление, как в свое время на Батлера. Еще по первому портрету он понял, что так писать может только влюбленный человек. И любовь эта взаимна!

– Как он умен! – думал Анри в это время о хозяине усадьбы. – Зная, что значит для нее этот дом, эта земля, эта природа, он сам стал частью всего, от чего она никогда не сможет отказаться.

– Право я не заслуживаю такого счастья, – думала Скарлетт.

В душе цвела весна, не каждой женщине удается завоевать любовь сразу трех самых замечательных на свете мужчин. Все красивы, умны, благородны – ее первая любовь, ее последняя любовь и ее самая мучительная любовь. Но кто же единственный, ее суженый?

– Еще не поздно выбрать любого из них! – закралась шальная мысль, будто она не была замужем и не имела детей. – Вот кто первый сейчас подойдет, тот и есть моя судьба. Нет, это слишком просто, пусть лучше тот, кто догадается, о чем я подумала.