Проект «Платон»

— Да-да, «получали электрический разряд» звучит не так грубо, как «он бил собак током», — всё-таки ввернул Антон.

Иван решил не обращать внимания и продолжил:

— А затем пересаживал из вольера в манеж.

— И пёсики не могли покинуть территорию мучений, — подхватил Антон. — Хотя от свободы нынче отделял низенький заборчик. Ни один даже не попытался. Когда в манеж поместили собаку, не участвовавшую в первом этапе эксперимента, собаку из группы сравнения, то есть — не битую током, — она тут же сбежала.

— Теория Селигмена о выученной беспомощности перевернула представления о свободе воли! — Иван подсел на волну научного энтузиазма, не замечая иезуитского настроения товарища. — Воля и желания атрофируются, если ты изначально запуган…

— Или обласкан, — вставил Антон.

— …и приучен подчиняться.

— Ага. Положительной или же отрицательной обратной связью — последняя безусловно эффективней, — приучен подчиняться. Ты всё ещё удивляешься, почему я не захотел получать эти ваши высшие образования, степени или быть всерьёз подчинённым хоть одной из подсистем норм и правил надолго?

— Ты к чему это? — уставился на друга Иван.

— Я — пёс, выросший свободным! Айда в пятизвёздочный дурдом, мой привыкший к электроошейнику дружочек!

Антон понёсся на выход. У Ивана не оставалось выбора. Хотя он и не одобрял затею. А что будет, если их поймают? Господи, неужели Антон прав?! И Иван, так восхищавшийся теорией Селигмена, сам относится не к группе сравнения, и не к группе контроля. А к самой что ни на есть группе обследования, отменно демонстрирующей выученную беспомощность. А, значит, и шаблонность мышления. И, соответственно — и это уже звучит как приговор для учёного, — невозможность выйти за рамки!

Ну, уж нет! Если существует выученная беспомощность, наверняка должно иметь место и выученное всемогущество! А Иван точно знал о себе одно: он способный ученик.

Возможно, это вообще единственный его талант.

Глава пятая

На территорию проникли довольно легко. Хотя Иван опасался, что здесь могут быть собаки.

— Ты совсем ку-ку?! — Уставился на друга Антон. — Здесь же не концлагерь! Вдруг пациенту ночью приспичит выйти, прогуляться, воздухом подышать? Так что если и есть собаки — рейды они совершают в сопровождении охранника!

Это Ивана не успокоило. Напротив, ещё больше напугало. Но к главному корпусу пробрались беспрепятственно, обходя зоны сенсорных фонарей.

— Где окна кабинета Васильева?

— Почему окна?

— Ты предлагаешь забраться в холл? Вот там наверняка есть охранник. Какой-нибудь пожилой вохровец. Не будем брать грех на душу, доводя дедулю до инфаркта!

Проследовали к окнам кабинета Васильева.

— Наверняка сигнализация! — Шипел Иван.

Он вообще изрядно нервничал, в отличие от товарища, бывшего просто нечеловечески спокойным! Будто ходить ночью по территории частной клиники — для него самое обыкновенное дело. Впрочем, хорошо зная Антона, Иван догадывался, что летняя прогулка под покровом темноты для его друга — действительно не самое шальное мероприятие. Неизвестно, чем Антон занимался во время своих довольно долгих отлучек из жизни Ивана. То есть, иногда кое-что прорывалось на поверхность. Но Иван предпочитал не замечать.

— Нет никакой сигнализации, — вынес вердикт Антон, внимательно осмотрев раму. — Точнее есть. Но она не включена. Интересно, почему?

— Митрофанов наверное на работе? — засуетился Иван. — Где ему ещё быть?! У него ни семьи, ни детей. А что если он сейчас преспокойно спит на кабинетном диванчике, а тут мы, такие: доброй ночи!

— Вот сейчас и узнаем!

Антон просунул руку в зазор между рамами — окно было открыто на режим проветривания. Лето выдалось жаркое. Что-то там повертел. Закрыл окно. И затем коротким сильным движением толкнул его внутрь. Окно открылось. Иван стоял на месте, не в силах пошевелиться.

— Давай уже, залезай!

Антон успел запрыгнуть внутрь, и протянул руку товарищу.

— Я… Я тут постою.

— На шухере? Ты хочешь, чтобы тебя обнаружили злые охранники с зубастыми собаками?

Иван мигом оказался внутри.

— Как ты открыл окно?

— Эти стеклопакеты только кажутся неприступными. Секрет надо знать!

— Какой?!

— Терпение и ласка.

Антон оглядел помещение. В кабинете царил уютный полумрак, лунного света было довольно для того, чтобы видеть и различать. Особенно людям с натренированными органами чувств.

— И где он хранит истории болезней?

— В регистратуре! Или в архиве. А даже если здесь — что ты хочешь в них найти?! Не говоря уже о том, что это неэтично! И у них тут лечатся богатые и знаменитые.

— Ага. Именно поэтому истории вряд ли хранятся в регистратуре. Тут наверняка и нет никакой регистратуры. Ты же был тут днём. Заметил регистратуру?

Иван недоумённо пожал плечами:

— Вроде нет.

— Не говоря уже о том, что это — стационар. И, значит, сперва истории находятся у лечащего врача. И только после выписки их сдают в архив. Или уничтожают — в случае богатых и знаменитых. Или, в их же случае, — надёжно прячутся, на случай «если».

— Какое «если»?!

— Шантаж, например. И вообще! Это всё должен знать ты, а не я.

— Про шантаж?!

— Про хранение историй болезни!

— Я знаю. Просто…