Проект Rain Storm

– Поступил, и не куда-то, а в Йель. Изучал программирование. Лучшее время в моей жизни! Свобода! Свалил от своего психа-папашки и был чрезвычайно рад. Уже тогда решил – как доучусь, возьму кредит, открою свой бизнес. У отца ни копейки не возьму. Пошел он к чёрту со своей гнилой моралью! Может, так оно и было бы. Но появилось искушение. В конце первого моего учебного года колледж организовал благотворительное мероприятие, собирали средства для армии. Пригласили вояк, разбили во дворе колледжа настоящий лагерь, кучу оружия притащили, новые экзо, даже киборг приехал – Дик Ричардс.

– А, этот говнюк, которого вечно в каждое видео о военных киборгах суют? – скривилась Моралес. – Гореть ему в аду за его обман. Все же верят, что у нас такие же протезы как у него, которых от настоящего тела не отличить! Те же руки, только в сто раз сильнее, ага, как же!

– Я бы, говорит, сам себе руки отрезал ради таких протезов, – передразнил Джонсон. – У этого петуха даже маникюр на пальцах. Не то что у тебя, Моралес. Нас-то в новостном блоке не покажут. Слюнтяй Ричардс никогда и боя настоящего не видел.

– Конечно, кто же его отправит в мясорубку, – усмехнулся Пайн. – У Ричардса представительская функция. Он – живая витрина, медийный проект, в который кучу денег вложено. И выбрали его не только благодаря внешности стереотипного коммандос из Голливуда. У засранца язык подвешен – будь здоров, я заслушался.

Рассказывал, какая армия у нас замечательная. И что бояться совсем нечего. Времена, когда солдат пачками убивали и калечили давно прошли. Сейчас везде дроны, экзо. А если ты такой неудачник и тебе вдруг что-то оторвет, так тебя обязательно спасет современная медицина. И играл своими искусственными бицепсами, как настоящими.

Но больше всего я не Ричардса запомнил, а оружейную выставку. Мне дали пострелять из пушек разного калибра. Холостыми по большей части, но был и призовой тир. Я там главный приз взял, поездку на курсы выживания с армейскими инструкторами на неделю. Было сложно, но так круто, таких впечатлений не мог дать ни один лощеный курорт с ол инклюзив, на который меня предки возили. Это сейчас я понимаю, что с нас там пылинки сдували и ничего общего с реальной армией этот скаутский поход не имел. Но тогда я был уверен – вот она, настоящая жизнь. А инструкторы нам мягко намекали – армия лучше колледжа, сделает из тебя настоящего человека. Даст возможность послужить родине и заработать стартовый капитал для открытия своего дела, а не вязнуть в кредитах на обучение.

Пайн замолчал, постучал пальцами по тёмному переплету с золотистым крестом.

– И ты повелся? – спросила Моралес. – Бросил Йель ради армии? Сам, добровольно? Бывают же на свете идиоты…

Пайн бросил на Селесту гневный взгляд, но спорить не стал.

– А отец твой что? – спросил Джонсон. – Ему это наверняка не понравилось.

Пайн кивнул:

– Ещё бы. Вычеркнул меня из завещания в тот же день. Долю мою в компании забрал, кредитки все заблокировал. И даже матери запретил со мной общаться, сказал: нет у него больше сына. А мне было всё равно, я дорвался до игрушек!

Лицо Пайна озарилось светом, глаза заблестели фанатичным блеском.

– Я получил снайперскую винтовку, свою собственную! Мою красавицу М110! Ради такого и крики сержанта, и недосып и отвратительную кормежку можно было потерпеть. Меня поначалу даже убийства людей не сильно заботили. Я вел снайперскую охоту, стрелял издалека, никогда не видел крови на руках и предсмертных мук, зато кайф ловил от каждого удачного выстрела. Мощнее, чем любой наркотик. Что такое смерть я понял гораздо позже, когда наша колонна попала под вражеский обстрел. Только тогда осознал в каком аду я оказался, как меня поимел и Ричардс, и рекрутёры, и вся наша доблестная армия.

Шок у меня был знатный. Оцепенел, не мог пошевелиться, только орал не затыкаясь, пока мне сержант оплеуху не прописал. Обматерил и дал чёткий приказ – занять позицию за кузовом грузовика. Он-то мне жизнь и спас, а то убило бы ещё тогда. Нелепо и по-идиотски.

Я ведь не был к этому готов по-настоящему. Армия была для меня эдакой сказочной страной, овеянной флёром романтики. Я ощущал себя рыцарем современности. А оказалось, что здесь вонь, разорванные тела, отчаяние и ненависть.

– И нет кнопки респауна, – хмыкнул Фостер.

– Так точно, сэр. Жестоко было осознавать, что меня, самого МЕНЯ можно ранить и убить, как остальных, простых смертных. Мои деньги и положение раньше всегда держали вокруг меня непроницаемый кокон. Я неосознанно верил в свою неуязвимость, и вдруг эта вера рухнула. Я оказался таким же мясом, как и все остальные вокруг. И так отчаянно захотел жить, как никогда раньше, и так проклинал себя за глупое решение.