Проект "Стокгольмский синдром"

— Не поверю, — мотает головой.

— Твое право. — Сказал, как отрезал, и Марк стал обдумывать мое предложение.

Наступила гробовая тишина, и только слышны наши учащенные дыхания. Каждый думает о своем, но я продолжаю стоять на одном месте, направив пистолет на Марка. До сих пор в ушах звучат его слова, что он был причастен к похищению моей пушинки. Все это время, глядя в мои глаза, он знал, где она. И как плохо мне. Сочувствие? Нет, о нем никогда не шло речи. Месть из-за Дианы? Да, наслаждался, получая толику удовольствия, пусть и скрытого. Но мщение было безуспешным, все равно остался ни с чем, и теперь в нем пробуждается новая волна: Марк считает, я стал тем, кто рвался на его место.

— Тебе нравилось трахать мою Диану? — вдруг тишину разрывает его вопрос о моей бывшей напарницы. Смотрит на меня в упор, чтобы разглядеть, где я солгу, а может и правду скажу. — Нравилось то, что она была и в моих руках? — Это уже походило на безумие отчаявшегося. — Нравилось представлять, что Диана — это Оля. Твоя пушинка. Она ведь даже стала подражать ей, обливаться блевотными ванилями, говорить так же, чтобы дурить тебя. Травить тебя.

Увидев, что я нахмурился, Марк стал снова истерично хохотать. Уперев руки в бока, наслаждался тем, что я упустил из виду.

— Диана травила тебя психотропными. Так я попросил, чтобы свести тебя с ума, — зло ухмыляется, посматривая искоса. — Неужели не слышал никаких голосов? — притворно ужаснулся, вскинув брови вверх. — Вижу, что ты понимаешь меня, и теперь наверняка охреневаешь, — Марк доволен собой.

— Что ж, пусть это останется на совести твоей подружки, — сжимаю в тонкую полоску губы. Я должен был догадаться, что со мной происходит неладное. Но ведь я выбросил баночку, думая, что эти таблетки напротив помогают мне. Оказалось, все иначе. И пазлы встали на свое место. Диана намеренно травила мое сознание, постепенно заменяя пушинку. Обезумев от принятых лекарств, просто терялся во времени, но ассоциации, которые всплывали рядом с бывшей напарницей сыграли роль, я шел на их зов, желая почувствовать в объятиях свое самое ценное — мою жену.

— На совести? — снова повышает тон голоса, срываясь. — Дианы нет, ее убила твоя балерина. И, знаешь, я заставлю ее заплатить за это, — уверенно заявляет. — Вот только разберусь с тобой. А потом займусь матерью и ею. Между прочим, Авраам уже заждался в гордом одиночестве. Каролина, наверняка, станцевать успела на его трупе.

— Значит, наша встреча была тобой полностью спрогнозирована? — с прищуром смотрю на Марка, и тот довольный, кивает мне.

— Естественно, братец, — цыкает. — Было так легко вывести из себя этого придурка, просто случайно обронив фразу, что твоя пушинка нашлась. Дочь, — будто знающе, задумывается, — единственное дитя, ради которого Авраам потерял рассудок, и был готов на любой глоток информации о ее местонахождении. И я дал, — гордо заявляет. — Контакты, где потом произошла эпическая встреча с любимой женой. Осталось доставить недостающий элемент. На складе, возле Москвы-реки, где твой дружок мент часто с горя глотку заливает.

Приблизительно, я понимал, о чем говорит Марк. И даже знал, где это место.

— Ты совсем с катушек съехал, — констатирую очевидное, и Марк просто жмет плечами.

— Наверное, — оскал буквально безумнее прежнего. — Ох, чуть не забыл, — хлопнул в ладоши. — А мама то наша в курсе, что любимый сыночек прихлопнул папашу. Она ведь безумно любит его. Что же делает эта любовь с нашими мозгами, — задумчиво протягивает, приподнимая подбородок, Марк смотрит на лестницу. И тут я понимаю, что за моей спиной стоит наша мать. Просто так брат бы не стал говорить об отце, да еще с таким намерением, чтобы вокруг очернить все, кроме себя самого.

— Что? — вырвался всхлип из мамы. Я тут же обернулся. Она накрыла ладонями рот, ошарашена этой новостью, ведь я ушел от ответа, когда она напрямую спросила, чья была кровь на моей груди. Казалось, по моим глазам Зоя Степановна прочла, но продолжала уверять себя в обратном. Надеялась, а теперь ее ожидания рухнули. Женщина мигом спустилась с лестницы. И я поспешил перекрыть путь, чтобы она не приближалась к Марку. У того на уме могло возникнуть все, что угодно. Конечно, брат это видел, и ему было смешно от моего волнения за мать, которая нас растила в ужасных обстоятельствах. Мама сначала зло метнула взглядом в Марка, а потом посмотрела на меня, ожидая пояснения.