Проект "Стокгольмский синдром"

— Мне незачем это знать, — я краток. Марк, естественно, игнорирует, и затем продолжает:

— Я расскажу, — кивает, воодушевившись, тянет время, чтобы обдумать, как меня перехитрить. — Хочу, чтобы ты понял, что такое любовь, а не твои страдания по балерине, — последнее слово Марк будто через мясорубку пропустил. Настолько ему ненавистно оно, до дрожи и озлобленности в глазах. Но я должен выслушать его, чтобы узнать, где сейчас Каролина.

— Зачем? У каждого из нас свой путь, и мы выбрали его на свое усмотрение, — жму плечами, но внимание сконцентрировано на максимуме.

— Идиот! — раздается его громкий возглас, наверняка, теперь мама услышала его. Я попросил ее не спускаться ни под каким предлогом, даже если услышит перестрелку. Оля же отказалась наотрез уезжать за пределы страны без меня. А теперь я беспокоюсь вдвойне, ведь моя пушинка носит под сердцем нашего малыша. В такие минуты, кроме нее нет ничего важнее, но пора заканчивать с прошлым. Оставить тени, развеять их, затем просто ступить на новую страницу и начать сначала. — Как ты не понимаешь, Лёнь, я должен быть на твоем месте! Я! — завопил, словно раненый зверь, ударяя себе в грудь. Доказывает.

— Если речь о клубе, — киваю, подбирая правильные слова, — он больше не принадлежит никому. Я не подписал договор, — оглушил новостью Марка, и брат встал в ступор. Он прекрасно понимает, если информация пройдется по всему «Бурлеску», то рухнет система, которая устояла не первое десятилетие. С широко раскрытыми глазами, мой брат-близнец, глубоко вдохнул.

— Что ты наделал, — глухо рычит, глаза приобретают стеклянный блеск, кожа бледнеет. — Если элита прознает, мы навсегда потеряем это право, — теперь его дыхание сбивается, будто он пробежал несколько километров в погоне. Медленным шагом, все же оказываемся в просторной зале, как и тогда при встрече в первый день моего приезда.

— Не прознает, — обрываю на полуслове, — потому как договор отправлен на хранение одному из составителей.

— Арабам? — возмутился. Марк стал похаживать из стороны в сторону, нервно обдумывая свои последующие шаги. Потом резко затормозил, бросив под ноги мне револьвер. Я лишь на секунду опустил свой взгляд вниз, чтобы оттолкнуть ногой от себя пушку. Брат держит руки по швам. Кожаная куртка в любом случае не скроет наличие второго оружия. И, конечно, ножа, с которым Марк никогда не расстается. — Опусти ствол, — отмахивается от меня, затем разворачивается и направляется в обеденный зал.

— Стой на месте! — окрикиваю его, и Марк застывает, приподняв руки, оборачивается.

— Я ведь безоружный, — ехидно напоминает негласные правила штаба, — разве станешь стрелять в меня? А, Лёнь?

Ничего не отвечаю.

— Ну, раз так, тогда я все-таки расскажу тебе, как Каролина преподнесла подарок нашему отцу. Это было очень давно, но настолько свежо, будто вчера случилось. Я был свидетелем, как наш отец растрачивал всю свою любовь на эту психопатку. Видел, и хотел научиться любить свою Диану также. До безумия. До срыва… Понимаешь? — глядит на меня, оценивая. — Ты же мозгоправ, как и наша мамочка, конечно, ты понимаешь, — подмигивает мне, словно ведем светские беседы. — Кстати, — безумно улыбается, оскалив зубы. — Где твоя пушинка и наша мать? Мне бы хотелось встретиться со своей невесткой после долгой разлуки, — хохочет, — спросить, понравилось ли ей мое персональное направление в психиатрическую тюрьму, по просьбе ее мамочки. Черт, — рычит, а во мне просыпается ярость. Это чувство постепенно накатывает, затем будто накрывает волной. Знаю, что должен сохранять спокойствие ради себя, ради своей семьи. И не позволить брату завершить его план. Но то, как преподносит факт того, что мог причинить боль моей жене, затуманивает мозги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты ответишь за каждый день, проведенный Олей в этом сраном заточении, как и Каролина! — не сдержав порыва, отвечаю зло и с ненавистью. Брат в моих глазах пал окончательно, теперь передо мной стоит мучитель. Еще один. Тот, кому нужна мнимая властность и владение клубом, чтобы показать, кто он такой и на что способен. Только рано Марк радуется. Первый шаг и последний останутся за мной.

— И как я отвечу? — с вызовом интересуется. — Перед судом? Перед тобой и семьей, которой никогда не существовало? — делает пару шагов ко мне, сжав руки в кулаки. — Давай! Выстрели в меня, и вся проблема решится в два счета, — смеется, ухмыляясь. — А все было гораздо проще, — мотает головой. — Отец отнял у меня мою любовь, наплевал, — я слышу в голосе Марка отчаяние, чувство потери. Он действительно любил Диану, только были ли эти отношения для него важны. Кажется, он до сих пор не отдает отчета себе, что променял ее на месть отцу, когда как тот сделал то же самое. Замкнутый, гребаный, круг. А мы стали средством достижения для мщения.

— Тебе следовало отступить, — говорю тихо, но он слышит, подняв на меня свой взгляд, обдумывает.

— Чтобы ты занял мое место, так? — сузив глаза, спрашивает.

— Оно мне никогда не было нужным.