Моя девочка замирает, но потом с облегчением выдыхает. Еще раз сжимает колено, оставляя сотни иголок в том месте.
— Неважно, — ее губ касается едва уловимая улыбка. — Ты — мой муж, — подчеркивает. А потом глядит на правую руку, где красуется обручальное кольцо, которое я не снимаю. Она сначала радостно принимает этот момент, а потом вдруг загрустила, опуская голову.
— Что такое? — я обеспокоен.
— Мое кольцо, — поднимает руку, разглядывая безымянный палец. Ее подбородок начинает дрожать, а затем скатывается слезинка, освещенная фонарным светом. — Оно осталось в гримерной в тот вечер. — Олю знобит, и она сильнее прижимает руки к груди, прячась в полах пальто.
— Не думай о прошлом, родная, — тихо шепчу, пытаясь успокоить ее. Пушинка закрыла глаза, чтобы собраться с силами и перебороть теперь свой личный страх. Он долго будет преследовать ее, но я молчу. Не скажу об этом сейчас. Ее израненная душа пока не обрела должного спокойствия, чтобы вновь быть потревоженной. Протянув руку, оставляю легкое поглаживание на плече, а затем провожу и по голове. — Пройдет время, и ты сама расставишь все по полочкам.
— Лёнь, — Оля шмыгает носом, пряча от меня свои заплаканные глаза. — Мне не хватит и жизни, чтобы отмыться от всей грязи, которая в один прекрасный момент оказалась на моей голове, — голос надрывается. Вижу, что хочет рассказать мне все — здесь и прямо сейчас, но я останавливаю ее, покачав отрицательно головой.
— Не сейчас, — прошу пушинку. — Давай сегодня будет только нашим, без всего лишнего.
— Да, — она соглашается со мной, и впервые широко улыбается, утирая с глаз последние росинки.
Через полчаса мы оказались в квартире. Поднимаясь в лифте, Оля затаила дыхание. Замкнутое пространство, черт возьми. Держу ее крепко, помогая преодолевать страх. Наконец, металлические дверцы распахнулись, и мы оказались на пороге дома. Как бы я хотел этот момент перенести во Францию — в наш дом и перенести свою пушинку через порог, будто вновь поженились. Молча входим, раздеваясь в прихожей.
— Ты давно тут? — спрашивает, осматриваясь по сторонам. Каждую деталь и ее местоположение. Привычки. Я буквально вижу каждое ее движение, которые ежедневно наблюдал у своих пациентов в психиатрической клинике в Америке. Нахмурившись, принимаю пальто в руки и убираю в шкаф. Оля переминается с ноги на ногу, не решаясь ступить дальше без моего разрешения.
— Нет, вот только-только заехал. Я прибыл позавчера, пушинка, — крепко держу ее за предплечья и смотрю в карие глаза. Боже, я теперь никогда не забуду этот полупотухший взгляд своей жены — границы безумия и отчаяния. — Идём, тебе надо отдохнуть, любимая. Уже скоро рассвет, давай встретим его с новыми силами. — Улыбаясь, веду ее в спальню. Моя пушинка не сопротивляется, а потом, будто в ступор впадает, когда видит двуспальную кровать. Она отпускает мою руку, и подходит ближе к ней, касаясь ладонью атласного покрывала. Затем поднимает на меня свой взгляд, который вдруг искрой зарядился, и я замечаю в ней проснувшееся желание.
— Если завтра я проснусь, и вновь окажусь одна, — улавливаю волнение и страх. Настораживаюсь. — Покончу с собой. Не вынесу такого обмана разума, — отрицательно мотает головой, едва сдерживая поток новых слёз. — Просто не смогу, Лёнь. Устала. Очень.
Черт возьми, я будто сам не свой, срываюсь с места и хватаю в объятия жену, по которой безумно скучал.
— Не смей думать об этом, — почти закричал, беря ее лицо в ладони, чтобы только в глаза, внушить слова. — Ты и я — мы здесь, сейчас, — мой голос рвется и надламливается, потому каждое слово произношу по-отдельности. Затем целую ее, лишая обоих воздуха. Все вокруг перестает иметь для нас значение, ведь оно совершенно неважно, когда как наши души, наконец, соединились вновь. Поцелуй углубляется, объятия становятся жестче оттого, что так долго я не знал в своих руках плоти любимой. Но я не забыл ни мягкости, ни нежности. Мы прерываемся, оба тяжело дышим. Соприкоснувшись лбами, удерживаю пушинку одной рукой за талию, а другой за затылок, врывшись пальцами в волосы. За время отсутствия они стали длиннее. — Нам надо остановиться, любимая. Не сегодня.
— Знаю, — со стоном отвечает, оставляя легкое прикосновение губ на моих. — Давай ложиться спать. Соглашаюсь с ней.