Проект "Стокгольмский синдром"

Глава 14

С чего начать?

Я без сна лежал, уставившись в потолок. Оля мирно спит рядом — под боком, крепко прижимается к моей груди и слушает биение сердца. Сутки прошли с тех пор, как она наконец находится дома — со мной. Сам же выключил всю технику: мобильный, компьютер. К черту! Я не желаю никаких-либо посторонних в нашем маленьком мире. Аккуратно переворачиваюсь, стараясь не нарушить хрупкий сон пушинки. Она прекрасна. Как завороженный не могу оторвать взгляда от ее лица, будто все еще она мой мираж посреди темной ночи. Убираю прядку волос, едва касаясь лица моей жены. Моя. Боже, если ты действительно существуешь, я готов упасть перед тобой на колени и произнести сотни раз молитвы всех наречий. Нервная дрожь все еще кутала мои напряженные струны души. Я не задавал Оле вопросов, боясь нарушить покой, но и ждать не мог, желая скорее выяснить, кто стал моим врагом. Она не говорила ни об отце, ни о матери. Даже о моих родных не задавала вопросов, словно все это не так важно, как быть только рядом со мной. Я пытаюсь впитать каждую частичку ее выражения лица — умиротворенного, желанного, любимого. Все-таки прикасаюсь легонько к ее щеке, ощущая на кончиках пальцев бархат нежной кожи лица. Осязаю, проникаю, и понимаю — она реальная. Не сон и не мираж, и тем более не галлюцинация. Целую ее нежные губы, оставляя влажность от поцелуя и моя пушинка улыбается, согревая сердце. Сейчас оно стало биться ровнее, будто я нашел свои препараты, способные вытащить меня с того света.

— Почему не спишь? — обеспокоенно задает вопрос, приподнимаясь на локте. Она внимательно осматривает меня, как будто заново учится распознавать мужа и его мысли. Я нахмурился, но молчал. — Ты пугаешь меня, Лёнь, — испуганным голосом проговаривает, и я тут же сажусь, захватывая ее в крепкие объятия. Качаю, словно ребенка. И эта мысль ударяет с удвоенной силой. Наш малыш. Однажды мы должны поговорить о нем, как о несбывшейся мечте.

— Прости, — целую опять, только теперь в изгиб шеи и плеча, поднимаюсь выше и оставляю дорожку поцелуев, захватывая в плен губы. Я с отчаянием поглощаю каждый ее вдох, желая запастись ее духом. — Я все еще не могу поверить, что ты рядом со мной, — качаю головой, и Оля кивает в ответ. Она молчит, как и я, только наши души по-своему общаются, настроившись на единственную волну.

— В психушке, — сквозь всхлип начинает говорить, и я замираю. Она вновь замолчала, не решаясь поднять на меня свой карий взгляд, но все-таки не томит долго. — Я надеялась до последнего, что это все сон, Лёнь. Каждое утро я просыпалась с этой надеждой, но она мигом угасала и… — голос надрывается. Оля задержала дыхание, вжимаясь в меня крепче, чем это возможно. — Бесконечные тренировки напоминали мне о последних сутках перед тем, как, — вновь надрывается, не удержав всхлип отчаяния.

— Расскажи мне, — тихо прошу. Чуть отстранившись, я заглядываю в шоколадные глаза пушинки, будто пытаюсь проникнуть в ее голову. — Расскажи все до каждой мелочи, и я смогу подарить нашей семье покой.

— Лёня… — выдыхает Оля, обрушившись на меня с крепкими объятиями. Обнажённые тела вновь сплелись и теперь темное прошлое, что окружало нас, кажется, стало рассеиваться дымкой, а свет, который пробивался, становился все ярче. Она уткнулась лицом в мою шею, но я расслышал каждое слово любимой. Каждое, которое пушинка произнесла вслух. — Мама. Это она все подстроила.

Удар ножом в спину. Как никогда я ощутил реальную боль, словно теперь это было взаправду. Трясущимися руками, обхватываю голову пушинки и всматриваюсь, ища сотни причин не верить, но я верю. — Как она могла, — с сожалением говорю, стирая со щек Оли блестящие капельки.

— Смогла и сделала это со мной, милый.

— Я верил ей до последнего, — признаюсь. А потом злость одолевает каждый участок нейронной связи в голове. В гневе я вскакиваю с постели, и ношусь туда-сюда, пытаясь обуздать порыв. Готов разнести прямо сейчас все к чертям, но станет ли легче. Остановился, уперев руки в бока, не мог поднять голову, и заглянуть в глаза жене, которой пришлось терпеть невыносимые пытки матери. Я знал. Подозревал, что Каролина Эдуардовна не чиста на руку, но все же надеялся. Черт возьми! Мысленно, я уже придушил эту суку и переломал все кости. И как жаль, что не смогу воплотить прямо сейчас — идея с мгновенной расправой кажется такой привлекательной. Оля ведь ее дочь! Блядь! Моя пушинка съежилась, укутавшись в одеяло. — Как ты узнала, что твоя мать причастна? — хочу выяснить любую подробность и сложить пазлы воедино. Моя жена задрожала, и я понимаю, что в этот момент она мысленно возвращается в те дни. А-а-а! я внутри себя ору, ведь не хочу, чтобы Оля переживала это каждый раз, когда зайдет разговор. Мигом оказываюсь возле нее, падая на колени. Устремляю взгляд, ища ее собственный. Но он уже остекленел — она там, и я не смею вырывать ее оттуда. Пушинка закрыла глаза, обронив несколько капель слез, но тут же смахивает, искажая лицо от боли.