– Кокс, плесни мне виски.
– Двадцать долларов, – бесстрастно ответил Кокс, полируя и без того чистый бокал – только бы не уделять внимание Рендалу.
– Ублюдок, ты же видишь, что я здесь работаю!
– Сорок долларов.
– У тебя есть совесть? – возмутился Блеквелл подобной неслыханной дерзости.
Кокс отвлёкся от работы, удостоив благосклонным вниманием.
– На рабочем месте пить запрещено законом.
– Твою мать! – вспылил Рендал, едва подавив в себе желание схватить Кокса за ворот и припечатать наглой беспечной рожей к барной стойке. Но на удивление Арлин быстро взял себя в руки и угрожающе потряс кулаком, перекрикивая горланящую поп-группу, название которой вряд ли кто знал на танцполе:
– Смейся, ублюдок, я посмеюсь на твоей могиле, когда переживу тебя. Глекгод не терпит неуважения и невежества таких, как ты.
– Я даже не буду спрашивать, кто такой Глекгод, – с перекисшим цинизмом, скривился Кокс, подвешивая бокалы над барной стойкой.
– Когда грядёт конец света и смерть придёт за тобой, ты помянешь моё слово! Слово человека, который в отличие от тебя уже повидал некоторое дерьмо в этой жизни! Даже смерть!
– Кокс, да налей ты ему виски, – взмолилась Арлин, предчувствуя заменам анекдотам Кокса кое-что похуже и эпичнее. Но было поздно, даже двести грамм обжёгшего пищевод напитка не остановили заведённого не на шутку Блеквелла.
– Когда я в детстве заблудился в техасской пустыне, я выживал, как мог. Я поймал тарантула, вот такого огромного в размер с башки Кокса. – Рендал продемонстрировал габариты пойманного паука, выставив дрожащие то ли от злости, то ли от возбуждения руки параллельно голове Кокса, по выражению лица которого легко было понять, что ему претит, когда его голову сравнивают с дохлым тарантулом. – Я зажарил его на костях, закопанных в песках мексиканских мафиози. И питался им неделю. На вкус как курица в лимонном соке, отвечаю.
– Я пожалуй промолчу о том, чем ты утолял жажду, – скептически отозвалась Арлин, у которой возникли некоторые сомнения в достоверности истории.
– Кровью мексиканских закопанных шлюх? – не без едкой иронии предположил Кокс.
– Ты мне не веришь? – Рендал, залпом выпивший вторую порцию виски и затребовавший любимую сигару с пепельницей, угрожающе сощурил глаза. – В тебе вера-то вообще есть? Или ты и в бога, может, не веруешь?
– Я пастафарианец, – скромно ответил Кокс, предоставив пепельницу и кубинскую сигару, от которой отрезал кончик, раскурил зажигалкой и протянул немедленно затянувшемуся Блеквеллу.
– Это ещё что? – Он выпустил облачко сладковатого табака в сторону Арлин. – Новое ответвление христианства? Что бы это ни было, это богохульство! Есть только один единственный бог!
– О, боже, начинается, – прискорбно простонала Арлин, понимая, к чему они подошли. Но одно утешало – запах курящего дорогие сигары Рендала с его парфюмом завораживал и дурманил, и она была согласна слушать часовую проповедь, лишь бы наслаждаться его ароматом.
– В вас молодёжи нет ни уважения и ни ничего святого.
– Говоришь как какой-то старик, – фыркнула Арлин, скучающе накрутив на палец голубую прядь.
– Мне знаешь уже за тридцатник, я многое в жизни поведал. И я собираюсь стать новым пастырем, что приведёт свой народ к вечной жизни, свободной от ада, в отличие от этого богохульника. – Рендал многозначительно кивнул в сторону Кокса, глаза которого горели злорадством, а на губах играли смешинки, готовые превратиться в вербальный яд.
– Рендал, ты собираешься основать секту?
– Это не секта, – возмущённо воскликнул Рендал, оскорблённый, как никогда.
– Ни одна секта никогда не признает себя сектой, – усмехнулся Кокс.
– Это учение Глекгода. – В голосе Блеквелла звенел фанатизм, а в глазах неукротимый огонь веры. – И я собираюсь его возродить. У меня есть ученица, да, Арлин? Ты же молишься, как тому предписывал Глекгод?
Арлин улыбнулась одним уголком рта, потрепав Рендала по предплечью, как бы сделала любящая жена, пытающаяся поддержать из-за супружеского кодекса неправого супруга.
– Да, конечно.
– О! – воодушевлённо отозвался Кокс, будто его озарило. – То есть вы как ситхи[15]
? Их всегда двое. Учитель и ученик.– Да нет же! – Рендал готов был потушить сигару об потешающегося над ним Кокса. – Что за ересь ты несёшь!
– Ересь в одном из значений переводится как выбор, – пустилась в престранные речи Арлин, смысл которых был непостижим ни для Кокса, ни для Рендала. – Ересь – это выбор в системе ценностей, нарушающий сложившуюся в традиционной религии их субординацию. Другая форма ереси – скептицизм. Так что скептицизм и есть ересь, очередной выбор, который есть у каждого человека. Считай, Рендал, что скептицизм такое же учение, как и учение Глекгода, на которое человек имеет право.
– Ты вообще на чьей стороне, женщина? – недоверчиво спросил Рендал, сомневающийся в его ли пользу была высказана тирада, смысл которой он понял не до конца.
– Конечно, на твоей. – Льстиво Арлин прильнула к нему, поцеловав в щеку и подхватив блокнот с ручкой, посеменила к столику, за которым парочка, прибывших посетителей, призывно махнула ей рукой.