– Но человек априори склонен к разрушению, а не созиданию, – настаивал Фобиас. – Раньше убийство считалось средством выживания. Но сейчас мы «живём», а желание показать силу хранится в генах. Взять вас молодёжь. Какое стремление к видеоиграм, где царит смерть и насилие, где вы можете убить эту несчастную картину, пустить кровь, удовлетворив инстинкт хищника. А фильмы. В них обесценена сама жизнь, где за пять минут выкашивают сотни безымянных персонажей. Я не говорю уже о фильмах о конце света и войнах. Люди как будто ждут апокалипсис, а не страшатся его. Что же это: коллективный садомазохизм, навеянный масс-медиа или банальная, но естественная деструкция?
– Я никогда не чувствовал склонность к насилию. Я не понимаю, как можно причинить боль живому существу. Мне непонятна ваша предвзятая точка зрения. Не нужно обобщать. Не всем нравятся подобные фильмы и игры. – Оскорблённый в своих самых светлых и чистых чувствах, Леон надменно отвернулся к окну. Грохот музыки приближался. Густели лица черепов и ведьмовских колпаков.
– Но как же Потрошитель? К нему ты тоже не испытываешь ненависти? – поражённо воскликнул Фобиас, издав то ли смешок, то ли стон возмущения. – Он убил твоего друга, разве не так? Ты не желаешь отомстить ему? По закону талиона «Око за око».
– Это дело полиции и суда.
Автомобиль остановился у открытых железных ворот, из-за толпы стекающейся молодёжи они не могли проехать дальше. Фобиас полностью развернулся, нравоучительно выставив указательный палец, приговаривая как ворчащая старуха, но ни как молодой мужчина, отчего вся патетика выглядела неестественной и до фарса смехотворной:
– Никто не осудит тебя за желание смерти Потрошителю. Нет ничего зазорного в желание смерти другому человеку, тем более убийцы. Это всего лишь мысли. Никто не посадит тебя за них. Мы ведь не во вселенной Оуэралла «1984»[22]
. Скорее будет выглядеть лицемерным и противоестественным твоё смирение. Я думаю, у каждого есть такой личный антагонист, которого мы проклинаем, ложась ночью в кровать, и которому при пробуждении желаем страшных мук. Но никто в этом никогда не признается, о своих крамольных мыслях. Человек ханжа, оскорбляющийся от одного намёка в своём ханжестве.– Спасибо, я как-нибудь сам разберусь со своими чувствами к серийному убийце. – Леон дёрнул ручку, но заблокированная дверь не поддалась. Это чертовски нервировало и пугало. Пролетела шальная мысль, а точно ли он сел в машину полицейского, мало ли сегодня психов, расхаживающих в полицейской форме. Не проблема нацепить наклейку «полиция» на капот, не говоря уже о мигалке и сирене. Щёлкнула блокировка, дверь спасительно открылась.
– Спасибо большое, что подвезли. Это очень мило с вашей стороны.
– Да без проблем. Приятной вечеринки.
Пристроив цилиндр на законное место, Леон чинно засеменил по ярко освещённой улице сквозь бурлящий людской поток. Весело и беспрепятственно громыхала музыка. Звенел пьяный смех. Визжали осколки битых бутылок. Разноцветные, бледные, чёрные, сливающиеся с ночью лица – как лицедейские маски из человеческой кожи. Ужасы крылись за ширмою радостных разукрашенных лиц. Леон брёл вдоль их вереницы, как простой зритель вдоль картинной галереи. Все они осознаваемые произведения искусства. Как и он, подошедший к своим друзьям, снявший в знак приветствия цилиндр, открывший забавный вид на приклеенный чайник и продекламировавший:
Друзья не сразу признали в нём своего Леона Бёрка. За толстым слоем белого грима, оранжевых и синих теней на веках мог скрываться кто угодно.
– Леон, ты пришёл! – первой отреагировала Линор, она кинулась в тёплые дружеские объятья, прижав его к своему скромному декольте. Ошарашенный приветливостью, Леон поправил съехавший разноцветный галстук-бабочку и неловко улыбнулся.
Линор выбрала старый классический образ ведьмы в чёрном коротком платье с ведьмовским колпаком и метлой, но с её и без того яркой внешностью, костюм смотрелся эффектно.
Адам, уже порядком достигший кондиции благодаря выкуренной дома травке, шутливо стукнул друга в плечо. Лицо Спаркса превратилось в голый череп с чёрными пустотами глаз.
Джокер Тревис с окровавленной улыбкой от уха до уха сдержанно пожал руку.
Скромно и отчуждённо стоящая в стороне Арлин коротко кивнула и кротко опустила наклеенные, словно крылья бабочки, ресницы. Леон оторопел. И без того всегда бледная, сейчас она казалась белой как мел, в тёмно-синем готическом платье Лолиты с белоснежными кружевами, выполненными в нежном узоре, аналогичном тому, что был вышит на белоснежном чепце, повязанным шёлковой лентой бантиком под подбородком.
Настоящая японская готическая Лолита. Как одна из кукол, таившихся на его полке.
– Осталось дождаться только Рейвен, – констатировал Адам, щёлкнув язычком банки пива. – Но главное, что Линор пришла.