— Когда надо. А теперь сгинь с моих глаз, пока карту окончательно не испортил. Она мне еще понадобится. И не шумите там: ночь на дворе, а я должен еще подумать.
— Как прикажешь, хозяин, — прошелестела мгновенно притихшая горгулья и ретировалась с подоконника.
Проводив ее глазами, я аккуратно прикрыл окно и хмыкнул.
Надо же, как ему понравилось быть живым… а ведь никто, увидев его сейчас, не догадался бы, что всего пару месяцев назад это была слабая, никчемная, совершенно дохлая тварь, которую именно мне когда-то и довелось…
От последней мысли я неожиданно замер и едва не позабыл, как дышать.
Ох ты ж… ну конечно! Как я раньше не догадался?! Вернее, какого демона я успел позабыть, кем был совсем недавно и как стал таким, как сейчас?! И по какой причине мне пришлось долго время работать под руководством весьма непростого наставника?! А также то, из какого материала я некогда создал своих крайне агрессивных, весьма своенравных и упрямых до отвращения горгулий, которых до сих пор надо регулярно ощипывать, чтобы не забывались?!
Эх, дурная моя голова… какого демона я ломаю голову, как поступить с мертвяками, если решение все это время лежало у меня перед самым носом?!
Мысленно себя обругав, я смел со стола карту и расчеты, которыми занимался весь день, выхватил из стопки бумаги несколько чистых листов и принялся вспоминать формулы из древнего арсенала некромантов.
Это заняло почти полчаса.
Но когда я закончил, то тут же взял новый лист и принялся так же поспешно выводить другой ряд — уже из области светлой магии, в которой мастер Твишоп, мир его праху, успел-таки меня здорово поднатаскать. И только благодаря которой я совершил, как раньше считали, невозможное — превратил своих каменных горгулий в полноценных сторожей. Правда, оживали они ненадолго и не полностью, но какая, по сути, разница?
К тому же, после моей смерти процесс трансформации, наконец, завершился, и теперь ни один расчудесный маг не признает в них нежить. Если, разумеется, не попытается убить и не увидит быстро каменеющие останки. Все остальное время они будут каркать, летать, плеваться, жрать все подряд и даже гадить, как самые обычные птицы. И ни внешне, ни по ауре, ни даже по поведению не будут от них отличаться.
Другое дело, что механизм этого превращения мне не до конца понятен. Но если предположить, что в момент моей смерти все резервы старого дара высвободились разом… да если посчитать, что при существовавшей между нами связи эти излишки моментально ушли в тела моих созданий… причем не только горгулий, но и умсаков, и даже свежепреобразованных зомби, которых я успел посадить на «поводок»…
Так, может, в этом все дело, а?!
Может, вот он — источник всех этих странностей?! Моя собственная сила, которая в какой-то миг потеряла хозяина и, будучи привязанной не только ко мне, воплотилась в моих созданиях, в которых я вложил душу?! Тем самым подарив им немного МОЕЙ жизни и сумев закончить то, что я сам же когда-то и начал?!
Я судорожно вздохнул, неожиданно вспомнив все то, чему меня учили мои мудрые учителя. И особенно тот раздел в «Пособии для начинающего некроманта», где крупными буквами написано, что…
— «Сила истинного мэтра кроется не в его мускулах и даже не в великом даре, — шепотом процитировал я древнюю мудрость из затертой до дыр книги, которая передавалась в нашем роду из поколения в поколение. — Она заключается, прежде всего, в наших творениях. И чем прочнее и долговечнее этот живой или неживой
От внезапно пришедшей мне в голову диковатой догадки я аж пошатнулся. С тихим стоном зажмурился, потому что всплывшие в памяти формулы внезапно предстали передо мной в абсолютно новом свете. Затем почувствовал непонятную резь в груди, понял, что слишком долго не дышу, и с тихим свистом выпустил из себя воздух. После чего, наконец, медленно опустился на стул, а потом потянулся за торчащим в чернильнице пером и, лихорадочно переосмысливая свой старый опыт, принялся заново выводить на бумаге давно известные аксиомы.
Глава 10
Народная поговорка
На следующий день я, естественно, встал раздраженным и таким взбудораженным, что зашедшая поутру Лишия, наткнувшись на мой горящий взгляд, чуть не выронила кувшин с водой.
— Г-господин? — пролепетала она вместо обычного приветствия, растерянно уставившись на мой мятый камзол и несвежую рубашку, больше напоминавшую пожеванную тряпку. — Вы что, на ночь не раздевались?!
— Не успел, — хмуро буркнул я, с трудом вспомнив, в какое время добрался до постели. — Не стой в дверях. Давай сюда воду.