«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности

Нужен ли был людям после 1945-го прежний образ жизни? Или где-то подспудно шевелилась тяга к развитию общества, к революционным переменам? Незначительные, поверхностные мелочи вернулись. Но людям ведь нравится новое — если оно не слишком новое, если не предвещает Перемен. Прежде чем ребенок научится бегать, его нужно научить ходить, помогая преодолеть страхи.

— Так что с Пэлемом? — напомнил Теннинг.

— Кариб-стрит, дом вела-ти.

— А как… как туда добраться?

Она объяснила. На лице у Теннинга так и осталось недоумение. Мэри осушила стакан.

— Ладно, покажу, все равно делать нечего. Но только потом сюда вернемся!

Они сели в автобус (платы за проезд с них никто не взял) и долго ехали до милого старомодного домика, стоявшего где-то на окраине. Мэри сказала, что пойдет на угол в магазинчик и выпьет чанга. Размышляя, какого цвета должен быть чанг, Теннинг позвонил в дверь.

Открыл ему сам старина Пэлем. Он стал ниже ростом, заметно ссохся и совсем облысел. Обрюзгшее лицо в складках выражало недоумение.

— Что вам нужно?

— Ройс, вы же меня знаете?

— Нет, — ответил Ройс Пэлем. — А должен?

— Не могу сказать, сколько прошло времени, но… Теннинг. Дэйв Теннинг. Газета «Стар». Тысяча девятьсот сорок пятый.

— Вы приятель Теннинга? — спросил Пэлем.

— Мне нужно с вами поговорить. Если позволите.

— Хорошо. Сегодня я один, дети уехали. Входите.

Они сели в уютной комнате, обставленной старой мебелью, но с несколькими тревожащими взгляд новинками вроде подвижного звучащего кристалла в углу. Пэлем был учтив. Он сидел и слушал. Теннинг все рассказал: что видел, до чего дошел умом. Изложил все свои размышления.

— Но вы не Теннинг, — сказал Пэлем.

— Я уже сказал вам: он мой двойник!

— Вы даже внешне не похожи на Теннинга.

— Я постарел.

— Вы никогда не были Теннингом, — сказал Пэлем и сделал какой-то жест.

Часть стены превратилась в зеркало. Теннинг повернулся и посмотрел на человека, который не походил на Теннинга и никогда им не был.

Это сделали в замке Иф. Там не было зеркал. Правду могла сказать только Шэн, а Шэн было все равно. Пять лет, десять, двадцать не принесли бы таких изменений. Само строение черепа было другим. Он выглядел старше, но не походил на постаревшего Дэйва Теннинга. В замке Иф состарился кто-то другой.

Теннинг долго молчал.

— Отпечатки пальцев, — выговорил он наконец. Пришлось дважды это повторить, пока к нему не вернулся голос. — Отпечатки, Ройс! Их-то они изменить не могли.

Но потом он посмотрел на свои руки. Он помнил, как должны выглядеть кончики его пальцев. Завитки и спирали были непривычные.

— Мне кажется… — начал Пэлем.

— Ладно, они все учли. Но голова-то по-прежнему моя! Я помню, как все было в прежней «Стар»…

Он осекся. Двойник тоже помнит. Двойник — превосходная копия Дэйва Теннинга образца 1945 года, дополненная его воспоминаниями и всем прочим. «Энох Арден». «Не я построил этот мир. Я в нем блуждаю чужд и сир»[52].

— Но ведь как-то же можно доказать…

— Я человек непредубежденный, — сказал Пэлем, — но, видит бог, Теннинга я знаю много лет. В прошлый квестен мы с ним в Вашингтоне обедали. Вы не добьетесь… чего бы вы ни добивались.

— Может, и так, — произнес Теннинг. — Значит, рано или поздно меня догонят и вернут в маленькую уютную квартирку, находящуюся неизвестно где.

Пелэм развел руками.

— Ну хорошо, — сказал Теннинг. — Не знаю за что, но спасибо. Не провожайте, я сам выйду.

Когда Теннинг вошел в магазин, Мэри пила за стойкой оранжевый чанг. Теннинг взгромоздился на табурет рядом с ней.

— Все нормально? — спросила она.

— Просто замечательно, — с горечью ответил он.

— Планы есть?

— Пока нет, но будут.

— Пошли со мной, — сказала она. — Теперь моя очередь. Хочу кое-что увидеть.

Они поехали в город, на центральную площадь — Дэйв ее помнил, — и встали у пешеходной дорожки, напротив входа в отель. Теплая мудрая ночь доносила до них причудливый пульс новой жизни.

Люди стали другими, Теннинг это видел. Как-то неуловимо. Они постарели, но не так, как он. И даже не как Мэри. Людей приучили к… странному.

Но в каждом лице читалось неявное чувство безопасности. Революций не будет. Корни уходили глубоко в привычные предметы. Но появлялись новые — постепенно, неотвратимо.

— Черт! — воскликнул Теннинг.

— Что такое?

Все было неправильно. Он с легкостью мог бы приспособиться к совершенно новому миру. Цивилизация, отстоящая от нынешней на тысячу лет, изменилась бы полностью. И это можно было бы понять. Но к моменту Рыбы дека 7 изменились только мелкие детали.

Мелкие детали да мозги людей.

Из отеля вышел мужчина и сел в подъехавший автомобиль. Ничем не примечательный человек, но как только автомобиль дал газ и исчез из виду, пальцы Мэри сжались на руке Теннинга.

— А?

— Это был Энди, — сказала она.

В первый момент он не понял.

Потом подумал: «Значит, умер не Энди. Умерла Мэри. Или, вернее, прекратила жить. Она продолжает пользоваться телефонами, а Энди стал привыкать к психофонам».

Она тоже оказалась жертвой.

— Пошли обратно в бар, — сказал Теннинг.

— С удовольствием. Вперед!