Ждал и думал, глазея сквозь мерцание на дурацкую стену и дурацкий ковер на полу: неужели все ослепли? Неужели уверились, что уродство — это роскошь, и только благодаря крутой рекламе «Горнего приюта»? Хотя меня это не удивило бы.
— Теперь же откиньтесь на спинку стула и расслабьтесь, — дружелюбно посоветовал мистер Филд. — Насколько вы помните, «Горний приют» спонсирует не только Фреддо Лестера, но и Ниобе Гай. Мы обслуживаем и женщин, и мужчин. У нас есть ответы на все непростые личностные вопросы нашей непростой эпохи. Подумайте, насколько трудно мужчине подстроиться под общество. Или под женщину. Сами знаете, что теперь это почти невозможно. Но в «Горнем приюте» эта проблема решена, ибо мы продаем счастье. Удовлетворяем все человеческие аппетиты и потребности. Вот оно, счастье, друг мой. Вот оно, счастье.
Теперь его голос звучал приглушенно. С воздухом что-то происходило. Он сгустился, музыкальный напев обрел ритм с намеком на артикуляцию. Мистер Филд не умолкал, но говорил все тише:
— У нас крупная организация. В цену заложены все вероятные потребности клиента. Выписывайте чек на любой период времени — хоть на длинный, хоть на короткий, — и можете остаться в этой комнате. Пока время оплачено, она ваша. Если пожелаете, на период договора аренды дверь можно запечатать, и тогда она будет открываться только изнутри. Плата составляет…
Я с трудом улавливал слова — голос превратился в едва различимый шепот.
Воздух сделался густым, точно молоко, он растекался красками, как у меня на балконе под защитой «Полного барьера».
Мне показалось, что я слышу еще один голос.
— Только подумайте, — шептал мистер Филд, — с раннего детства вас учили ждать самых невероятных чудес. Но чудес не бывает — нигде, кроме как в «Горнем приюте». Вот оно, счастье. По сравнению с величием той цели, которой вы вот-вот достигнете, наша цена совсем невелика. Друг мой, вот она, идеальная жизнь. Вот они, небеса обетованные.
Из клубящегося воздуха мне улыбалась Ниобе Гай.
Самая красивая женщина в мире. Олицетворение всех желаний. Воплощение славы, счастья, богатства, здоровья и благополучия. Много лет меня вынуждали стремиться к этим недостижимым идеалам и объясняли, что все они — суть Ниобе Гай. Но прежде я никогда не оказывался в одной с ней комнате, не видел ее такой реальной, осязаемой, теплой и живой, тянущей ко мне руки…
Само собой, это была проекция. Но доведенная до совершенства во всех тактильно-сенсорных подробностях. Я чуял аромат духов, осязал, как ее руки обвивают меня, как скользит по моей ладони прядь ее волос, чувствовал вкус ее губ — не хуже, чем тысячи других мужчин, целующие Ниобе Гай в своих подземных квартирах.
Именно эта мысль, а не ощущение поплывшей реальности заставила меня оттолкнуть Ниобе Гай и сделать шаг назад. Но Ниобе Гай было все равно. Она продолжала обнимать пустоту.
Тут-то я и понял, что провалил последнюю проверку на здравомыслие, ведь я уже не мог отличить правду ото лжи. Ты не выдерживаешь последнего экзамена, когда иллюзия оживает, когда ты можешь коснуться рекламной картинки, обнять ее и поцеловать, словно настоящую женщину. Так пал мой последний бастион.
Я смотрел, как Ниобе Гай ласкает воздух, как воплощение наижеланнейшей красоты готовится к совокуплению с пустым местом.
Потом я открыл дверь и вышел в коридор, где меня ждал мистер Филд. Он оторвался от изучения своего блокнота и поднял на меня глаза. Наверное, опыта ему было не занимать, поскольку он лишь пожал плечами и кивнул:
— Что ж, если все-таки заинтересуетесь, вот вам моя визитка. К вашему сведению, многие возвращаются. Обдумают все хорошенько и возвращаются.
— Многие, но не все, — сказал я.
— Нет, не все. — Он посерьезнел. — По-моему, у некоторых врожденная резистентность. Вероятно, вы принадлежите к их числу. Если так, мне вас жаль. Там, снаружи, сущий бедлам. В котором, кстати говоря, никто не виноват. Выживаем как можем, других способов не знаем. Но вы подумайте. Не исключено, что чуть позже…
— Где моя жена? — перебил я.
— Вон там, — показал он. — Простите, но ждать не стану, я страшно занят. Где лифт, вы уже знаете.
Я слышал, как удаляются его шаги. Я подошел к двери и постучал. Подождал. Ответа не было.
Я постучал снова, сильнее и громче, но звук был глухой, и я понял, что в комнате его не слышно. На небесах обетованных клиенту ничто не угрожает.
Я заметил на двери круглую металлическую пломбу. Теперь я стоял совсем близко, поэтому сумел прочесть мелкий шрифт: «Запечатано до 30 июня 1998 года, уплачено наличными».
В уме я произвел кое-какие подсчеты. Да, она истратила все деньги, все восемьдесят четыре тысячи долларов. Договор аренды истекает через несколько лет.
Какой же фокус она выкинет в следующий раз?