Профессор Влад

Маргарите — любимой женщине и системному оператору главного героя — удаётся спасти несколько файлов (арии Магдалины, Петра и Иуды из «Иисуса Христа Суперзвезды»): она перекидывает их на дискетку, перевязывает её розовой ленточкой и носит на шее. Меж тем несчастный Мастер, не выдержавший такого удара судьбы, попадает в психиатрическую клинику (на этом месте Влад поморщился, и мы с ним невольно переглянулись), где его соседом оказывается Иван Бомж — он говорит о себе так:

— Я автор книг-боевиков

Про сексуальных маньяков, —

после чего следует (как бы рассказанная им) сцена попадания Берлиоза (его литературного агента) под Аннушку — момент, заставивший нас с профессором переглянуться вновь.

Но самое интересное началось после антракта, когда Маргарита нашла в своей почте (тут мы с профессором переглянулись в третий раз!!!) приглашение на бал сатаны (ария с рефреном: «Азазелло, Азазелло/Азазелло точка ру!») Чтобы попасть на бал, Маргарите пришлось приделать к своему компу жуткого вида шлем, нахлобучив который, она очутилась в виртуальной реальности. Тут зал и сцена вдруг погрузились во мрак, и в следующий миг, под дикую трансовую музыку, по стенам и потолку стремительно побежало широкое, блестящее асфальтовое полотно. Аэрофотосъёмки!.. Зрители вокруг нас истошно и радостно заверещали.

Лицо Влада, на время отнявшего от глаз изящный бинокль, осталось спокойным и непроницаемым. Честно говоря, я куда больше смотрела на него, чем на импровизированный экран — где возникал то сияющий огнями ночной город с высоты птичьего полёта, то ярко освещённая чаша гор с маячившей то слева, то справа крохотной тенью вертолета, то кислотно расцвеченный, явно цифровой тоннель, по которому мы мчались прямо-таки с дикой скоростью, — что хоть и нервировало, но как-то меньше, чем могла бы какая-нибудь отставшая от жизни Маргарита, непритязательно висящая под потолком на верёвочных качелях (в своё время дядя Ося водил меня на Таганку). Фильм был щедро разбавлен спецэффектами — резкими остановками, падениями в обрыв, молоденькими матерями, выскакивающими невесть откуда с детской коляской, чтобы на полном ходу перерезать вам дорогу под жуткий скрип тормозов и вопли восторженных соседей… но и тут, очевидно, был свой психологический умысел — чтобы мы, как следует разогревшись, не смутились и не испугались, обнаружив, что сатана устраивает свой бал не на сцене, как мы ожидали, а прямо в зрительном зале…

Кончилось всё благополучно. Воланд, весело напевая: «Рукописи не горят!», преподнёс Маргарите новёхонький блестящий диск чуть не с неё величиной — и главная героиня, вкатив его в столь же внушительный картонный дисковод, с радостью обнаружила все утерянные Мастером файлы (ещё несколько Уэбберовских мелодий). Ну, а «шампанского и тарталеток», обещанных в конце программки, мы с профессором благоразумно решили не дожидаться — и, получив в гардеробе пальто, вышли на тёмную, морозную улицу.

Как ни странно, Владу спектакль понравился: он сказал, что любит все эти модерновые штучки. — Да ладно?! Неужели я в кои-то веки сумела тебе угодить?.. Быть того не может! Но ты всё-таки признай: бинокли понадобились нам не больше, чем ставшей ведьмой Марго — виртуальный шлем, потому что ведь народу и так было немного, ну правда же?..

— Правда, правда, — с защитным раздражением виноватого буркнул Влад, да так и ушел, насупленный. Обиделся… А между тем обижаться стоило бы мне: ведь это он ещё перед началом спектакля обрушил на меня шквал старчески-маразматической злобы — один из тех жутких припадков, которым было суждено впоследствии так измучить нас. Это произошло у стойки гардероба, когда мы сдавали пальто, и Влад, взяв номерки, попросил у юркой, деловитой старушки два бинокля; я, без всякой задней мысли:

— Надо же, Влад, а я и не знала, что ты плохо видишь (наши места были в шестом ряду)…

Чёрт меня дернул за язык! Влад так и взбеленился:

— Что вы несёте? Это я-то плохо вижу?! Я?! Да у меня зрение получше вашего, дорогуша!!!

— А зачем тебе тогда бинокль?..

— Вот и видно, что вы некультурная — редко бываете в театрах! Вы что, не понимаете? С биноклями нам потом без очереди выдадут вещи!

Чуть спокойнее он добавил, что слишком стар и болен для очередей — и вот с этим я, к сожалению, уже не могла поспорить.